Часто моргая, Серёга посмотрел назад: как там доча, отчего затихла? Ника сидела, поджав колени к груди, раскачивалась, будто голова китайского болванчика, и сосала большой палец.
– Ника, ты опять за старое? – сурово спросил Серёга. – Выплюнь палец! Он грязный. Кака!
«Ва-ва», – вспомнил Cерёга Леркино дурное кваканье. Он с нажимом провёл по раскрасневшемуся лицу пятернёй и отдёрнул руку – та была вся в бензине. Глаза защипало сильнее.
Неважно, с этим разберёмся после, сказал голос в его голове. Урок ещё не закончен.
Он выбрался из «Рено», обогнул авто широким солдатским шагом и распахнул переднюю дверцу пассажира.
– Станция конечная!
Лерка скорчилась в кресле в позе эмбриона, осторожно ощупывая голову кончиками пальцев и поскуливая от каждого касания. Серёга без церемоний навалился на неё, отстегнул ремень – Лерка затрепыхалась – сграбастал и выволок из машины. Лерка беззвучно открывала и закрывала залепленный волосами рот. Серёга швырнул её на обочину, понюхал рукав и скривился – теперь и от него разило бензином. На его боках проступили огромные пятна пота.
– Вот! – сказал Серёга грозно, назидательно и туманно. Он всё никак не мог отдышаться. Даже воздух снаружи смердел бензином. Словно всё превратилось в бензин.
Клацнула задняя дверь, и Ника, выскочив из машины, ринулась, хныча, к матери.
– Ника, поехали, – погудел Серёга. Голова раскалывалась. Ника не отреагировала, хлопоча вокруг своей грязнули мамки, то обнимая, то целуя её. – Ника, фу! Отойди! Мама вонючая.
Ноль внимания.
– Как хочешь, – посулил он и потёр виски. Лерка таскала в сумочке всякие таблетки, может, и от головы что отыщется. Он неуклюже сунулся в машину, поискал, нашёл сумочку на полу, куда она закатилась во время воспитательных процедур, и вытряхнул её содержимое на сиденье. Ох, что за хлам! Какие-то пудреницы, заколки, салфетки, расчёска с волосами, ушная палочка – использованная, тьфу! – и лекарства, названия которых ничего ему не говорили. Они звучали как заклинания, которыми призывают Сатану: «Дерелекс», «Конопотен», «Бензодин»… «Бензодин»? Серёга никогда о таком не слышал.
– У тебя есть что от головы? – обратился он к жене, которая раскорячилась на четвереньках в попытке подняться и подметала обочину космами. Плачущая Ника обнимала её за тяжёлую, как у буйволицы, голову.
Не дождавшись ответа, он ладонью смахнул с сиденья на дорогу женин мусор и подошёл к багажнику. Там, в прохладе, притаились две пивные сестрёнки-двухлитровки. Серёга достал одну баклажку. Та была прохладной, и он с китовым стоном наслаждения приложил её к разгорячённому лбу. Пиво внутри зазывно булькнуло. Серёга отвинтил крышку и глотнул.