– Мам… – Настя порывисто чмокнула Любу в щеку. – Папа – это папа?

– Без вариантов.

Они болтали минут пятнадцать. Настя успокаивалась, зевала.

«Все-таки, – подумала Люба, целуя сонную дочку, – она совсем ребенок».

Коготки незримой кошки полосовали нутро.

– Солнышко, – хмурясь, произнесла Люба, – папа тебя никак не обидел? У вас нет секретов от меня?

Сам вопрос будто осквернил их квартиру-крепость.

– Нет, мам, – сказала Настя, шевеля пальцами, следя за тенью на стене. – Я, наверное, навыдумывала.

– Хорошо. – Люба пошла к дверям. – Выключить свет?

– Я выключу. Чуть позже.

– Сладких снов, милая.

Ненавидя себя за то, что позволила гнусной мысли проникнуть в голову, Люба зашагала на кухню. По телевизору демонстрировали черно-белый фильм. Актер искал в какой-то шахте или пещере какую-то Бекки.

«Сейчас же, – подумала Люба, – поставлю ультиматум. Или мы едем в Москву, или никакого секса до оттепели».

Персонаж кинокартины нашел свою полумертвую Бекки и пытался привести в чувство.

– Это были не люди, – увещевал он, – а все те же двойники! Они выращивают тысячи стручков в теплицах! Нам надо бежать!

«Ясно, – хмыкнула Люба, – Настю напугал старый фантастический фильм».

Она щелкнула пультом, и квартира погрузилась в тишину.

Вспомнила, как, наслушавшись историй Крамер о дневнике Стопфольда, пугалась шорохов. Взрослая тетка! Что уж говорить про двенадцатилетнюю девочку…

В спальне ждал ее мужчина, только ее и ничей больше. Прекрасный отец, отличный руководитель, заботливый супруг. А дурной вкус в выборе парфюма – дело десятое.

Улыбаясь, Люба открыла межкомнатную дверь.