– Почему?

Я не нашёлся, что ответить, пожал плечами. Слишком много всего. Подростковая ревность, злость на Лизу, ушедшее прошлое (наше, совместной прошлое!) и убегающее настоящее. А ещё этот ублюдок растлевал малолеток. Разве он не заслуживает смерти? Его смерть должна была каким-то образом помочь Лизе начать новую жизнь. Я очистил её судьбу, дело за малым.

Мы направились за Эдуардом Викторовичем, быстро сокращая дистанцию. Он шёл вдоль домов, убрав руки в карманы, в наушниках, типичный представитель города, завернувшийся в собственный кокон, старающийся оградиться от окружающих всеми возможными способами.

Слева показалась автобусная остановка. Эдуард Викторович обогнул её, перешёл через дорогу, направился по тропинке через парк. Там-то мы его и настигли.

Стемнело, небо было мягким, безоблачным, но луна спряталась где-то за макушками многоэтажных новостроек.

Тварь божия, наставник и учитель, набросился на Эдуарда Викторовича со спины, прыгнул, обхватив шею руками, обвил ногами, повалил на землю. Я тоже подбежал, сжимая в руках нож для карвинга с коротким лезвием и длинной ручкой.

– С-сука! – захрипел Эдуард Викторович, сопротивляясь.

С треском разорвалось пальто на спине учителя, наставника, твари… твари! Острые когти разодрали чужую шею. Зубы впились в плоть, вырывали куски кожи, рвали мясо, вены, вгрызались глубже, под затылок.

Физрук заверещал от боли. Тварь божия, монстр, голодный хищник, перевернул его и зыркнул на меня жёлтыми глазами.

– Давай уже, ну!

У меня дрожали руки от напряжения и трусости. Я сделал шаг, упал на колено, замахнулся.

– С-ука!

Раньше у Эдуарда Викторовича было два золотых передних зуба. Теперь все беленькие, чистые.

Я воткнул лезвие ножа в правый глаз и провернул. Художественная вырезка, такие дела.

Выдернул. Погрузил в левый глаз до упора. Тот лопнул, густая жидкость вперемешку с кровью брызнула из глазниц и растеклась по вискам и щекам.

Эдуард Викторович сразу затих и обмяк. Он больше не сопротивлялся и не размахивал руками. Просто лежал, умирал, будто смирился с отвратительной судьбой.

Под его спиной, в снегу, копошился тварь божия, раздирающий одежду, плоть, ломающий кости, вгрызающийся, насыщающийся, довольный, непривычный.

Я сел на лавочку у тропинки, пытаясь унять дрожь. Никогда, знаете ли, не приходилось убивать людей.

Минут через двадцать тварь божия насытился, пришёл ко мне, облачившись в человеческое. Тоже сел на лавочку. Протянул влажные куски тёплой плоти.

– На, съешь.