– Как живёшь? – спросил на излёте, понимая, что разговора не будет, что всё это зря, надо возвращаться в логово и забыть о прошлом.
– Хорошо. Работаю в библиотеке, вот. Учусь параллельно. А ты?
– Примерно так же. Только не работаю и не учусь. Так, случайный доход, свободная жизнь.
– И всё ещё балуешься с гаданием на кофейной гуще? – она улыбнулась, продолжая бросать взгляды за мою спину.
Ждала кого-то. От этого её ожидания мне стало вдвойне неловко.
– Тассеограф, мастер в этом деле.
– Хорошо, что не умер и не скатился до наркомана или вроде того. Нет, правда, я беспокоилась.
Я полуобернулся и увидел, что от остановки в пятидесяти метрах позади отходит автобус. По вытоптанной в снегу тропинке в сторону домов бредут фигурки. Среди них наверняка – Эдуард Викторович. А я здесь лишний.
– Ты кого-то ждёшь. Пойду, пожалуй.
Собрался идти, чувствуя, что хочу остаться. Накатила злость: на Лизу, которая умрёт через три года, на её ещё не родившуюся девочку, на старого кобеля физрука, который влезал в чужие судьбы и ломал их к чертям собачьим.
Ведь это меня она должна была ждать. Я помню переломный момент жизни, когда влюбился. Иначе никак.
– Может, как-нибудь встретимся и выпьем кофе? – спросила Лиза.
И снова всё перевернулось.
Rare
Rare
Мы трижды встречались в дорогих ресторанах, болтали и пили кофе. Я надеялся на банальную «искру» в отношениях, но Лизка давала понять, что искры нет и не будет.
На третьей встрече в порыве отчаяния я рассказал ей о её судьбе. Ничего не скрывал. Лиза не поверила – или, может, сделала вид, что не поверила. А я, как ребёнок, с надрывом, влюблённо, описывал ужасы жизни со стареющим физруком, обманы, интриги, все те вещи, которые успел разглядеть в горьком привкусе гущи.
– Ты вообще не вырос, Макс, – сказала она, когда я закончил. – У тебя всё на трагедии, на эмоциях. Так не бывает в жизни.
– У твоего Эдика есть другие девочки, малолетки, – брякнул я. – Две или три. И после тебя будут. Как ты не понимаешь?
Лицо у Лизы сделалось каменным. Она положила на стол несколько купюр, поднялась.