В раздевалке верещали громко, истошно. Он ворвался внутрь и обомлел. Картина. Димин шкафчик нараспашку, рядом на полу его же рюкзак – открытый. Чуть поодаль – Иваныч: бледный, на заднице, орёт в голосину. Что орёт – не ясно, а вот почему – вполне. Иваныч с ужасом взирал на правую кисть, где не хватало указательного пальца: вместо него обрубок, и кровища хлещет. На полу кровь, на рюкзаке, на Иваныче. Какого фига?

Иваныч увидел Диму и запричитал:

– Эта мразь мне палец оттяпала!

– Какая мразь? Какой палец? – Про палец Дима добавил на автомате – ответ был очевидным.

– Та, что у тебя в рюкзаке сидит.

– Мразь тут только одна, и это – ты, раз по чужим вещам лазишь. Вали отсюда, крысюк.

Дима прошёл мимо Иваныча, не обращая внимание на бормотание: «Да я только поправить, на место положить…», поднял рюкзак, заглянул внутрь. Там, среди остатков колбасы и хлеба, сидело щупальце и с упоением жевало то кровоточащий палец, то бутерброд.

У «якобы ножа» появился маленький ротик с острыми клыками. Штуковина довольно урчала, слизывая фиолетовым языком свежую кровь и хлебные крошки. Почувствовав на себе пристальный взгляд, щупальце тихонько хихикнуло, облизнулось и заползло вглубь рюкзака.

– Да что ты такое? – только и смог выдохнуть Дима.

До вечера он ловил на себе заинтересованные взгляды других работников, пару раз прибегал в цех мастер, всё мялся, крутился, но так и не подошёл. Хвала мраку. Иваныча видно не было. Дима не знал, что может вырасти из обеденного случая: штраф, комиссия по технике безопасности, экспертиза на квазимагический или проклятый предмет, выговор, увольнение? А и фиг с ними. Прорвёмся.

Рабочий день закончился, и Дима заглянул к своему другу – завскладом рогатому Гене.

– Привет, Генка, удели минуточку. Баба нужна.

– Для жертвы? – Гена ухмыльнулся. – Слышал, там что-то у вас произошло…

– Ген, давай без всяких. Бабу для жертвоприношения и я погнал, жрать охота.

– Ну-у-у… – рогатый скривил недовольную мину, – есть одна, на списание. Визжащий вариант: таких уже больше не производят, в тренде модель «тихая милашка».

Генка, стуча копытами, потопал в недра склада, Дима вышагивал рядом. Вдоль стены стояли девушки для жертвоприношения – пышные формы, пустой взгляд, минимум одежды.

– Ген, мне визгов не надо. У соседа-оборотня – щенки: на любой крик воют. Такой скулёж поднимают, что не дай Барон Самеди. Бесшумную бы, а деньги с зарплаты пусть вычтут, чтоб им икнулось.

Он резко остановился: почудилось или нет? В откровенном декольте у одной из барышень шевельнулось что-то чёрное. Так и есть – из аппетитных полушарий выглядывало содержание утренней посылки. И облизывалось. Гадство.