– Николя, что бы я ни сказала, этого будет недостаточно. Я потрясена, Николя!

– Спасибо, мадам, – дрогнувшим голосом сказал он. – Ваша оценка мне особенно важна.

– У статуи мое лицо… – взволнованно сказала она. Про тело говорить постеснялась. – Что все это означает?

Николя будто не услышал вопроса. Улыбка сползла с его лица, взгляд стал серьезным и, даже показалось, немного растерянным от мыслей, которые он хочет, но не решается высказать вслух.

– Мадам, – он замялся, – могу я к вам обратиться с несколько необычной просьбой?

– Хотите, чтобы я разделась? – опередила она, чуть насмешливо глядя ему прямо в глаза, потому что поняла, именно об этом он хотел попросить.

Николя кивнул и посмотрел на нее как на желанный плод, насладиться сочной мякотью которого мешает ненужная кожура.

Хотя выглядеть целомудренной девственницей Александре не хотелось, но и раздеваться перед мужчиной только потому, что он по странному стечению обстоятельств или случайному совпадению сделал статую, как две капли воды похожую на нее саму, было тоже неловко. Парижской куртизанкой она себя не чувствовала. К тому же ей больше нравилось название «гейша», а лучше даже – «гетера», по прихоти которой сжигаются захваченные царские дворцы. Но у Николя дом собственный. Не Персеполис. Поэтому жечь не резон.

«А в общем, – снисходительно подумала она, – действительно талантливые люди всегда шизофреники, всегда на грани, всегда непредсказуемы, но другими и быть не могут».

– Давайте поступим так, мой дорогой Николя, – начала она вкрадчиво, чтобы смягчить отказ. – Я готова подтвердить вам в устной, а если нужно, и в письменной форме, можно даже у нотариуса, что прекрасное мраморное тело, – эти слова она выделила, чтобы сделать автору приятное, – созданной вами скульптуры полностью идентично моему, – чуть не сказала «прекрасному телу», – и подпишушь: владелица оригинала. – Сказав это, она одарила Николя улыбкой и плотнее запахнула халат.

– Ни за что? – разочарованно поинтересовался он.

– Ни за что, – помотала она головой, но все же решила пояснить, потому что врач тогда хорош, когда способен успокоить:

– Во-первых, потому, что я раздеваюсь только тогда, когда сама хочу, – непреклонным тоном заявила она, почему-то вспомнив несгибаемую маман, – во-вторых, – улыбнулась, – я не привыкла раздеваться в одиночку…

– Я готов! – Николя потянулся к вороту рубашки.

– В-третьих, мы не муж и жена и не любовники, что давало бы повод раздеться вдвоем. Это достаточно веские причины?

– Я и в мэрию тоже готов, – решительно заявил Николя. – Хоть сейчас!