– И батька Махно, – добавила Александра.

– …а сейчас становятся сталкерами и айкидоками, – сказал Николя.

– Как Кларисса? – Александра прикусила нижнюю губу.

– Как Кларисса, она действительно айкидока, – кивнул Николя и опустил смеющиеся глаза.

– И что же это все-таки означает?

– Она разве не рассказала? – изобразил он удивление.

– Да когда бы она смогла? Мы ж с вами из подземелий не вылезаем!

– Вы сами туда хотели. Кто просил тайну «Черной Мадонны» открыть, а?

– Ваши тайны, Николя, как матрешка. Одну открываешь, а в ней другая. И неизвестно, когда конец. Насчет Клариссы… Мне правда интересно. У нас в России сейчас многие занимаются айкидо и, кстати, я заметила, у тех, кто долго занимается, на лицах появляется блуждающая, отстраненная полуулыбка, будто они всех перехитрили или знают что-то такое, чего другие не знают. Прошу вас, расскажите, ну же! – Чуть нахмурилась, потому что не привыкла так долго упрашивать мужчин.

– Айкидо… – Николя глянул задумчиво. – Я бы назвал айкидо боевым искусством и философией эпохи глобализма. В отличие от других видов боевых искусств, в айкидо нет агрессии.

– Особенно если вспомнить фильмы со Стивеном Сигалом, – усмехнулась Александра.

– В айкидо используют энергию противника против него самого. Мастер айкидо – это нуль, поэтому его нельзя сжать и в него нельзя проникнуть. В полном соответствии с четвертым принципом герметизма… Это «принцип полярности», – пояснил Николя, заметив вопросительный взгляд гостьи. – «Все двойственно, все имеет полюса. Все имеет свою противоположность. Крайности сходятся».

– Точно сходятся? – спросила Александра, чувствуя, что глаза начинают слипаться. А может, вино подействовало.

– Всегда, – подтвердил Николя. – Так вот айкидо учит побеждать не физической силой, а знанием пути, и в исполнении мастера удивительно эффективно, хотя на практике может быть просто психотерапией. И айкидо учит наслаждаться собственной свободой и отстаивать ее как высшую ценность. Но если человек в душе раб, айкидо ему не поможет. Рабу нечего защищать.

– Но есть за что бороться, – возразила она. – Например, за право стать бригадиром или раздатчиком еды.

– В ваших словах почти всегда есть какой-то подтекст, – заметил Николя.

– О-о! Это исторический подтекст, – улыбнулась она. – Чтобы его понимать, надо в России родиться. Не обращайте внимания, Николя. Вы говорили о статуе Свободы…

Николя бросил взгляд на пульт у двери, моргнувший красной и зеленой лампочками.

– Вашу одежду понесли в химчистку, – пояснил он.

Александра кивнула и снова потерла глаза.