– Или случайно увидишь, как кто-то ходит…

– Да?

– Знай, что тревожиться не стоит. Это Виктор принимает меры предосторожности, как он это называет.

– Я сосчитаю до трех прежде, чем стрелять, – сказал я.

Мы с Нестой прогуливались вдвоем в ожидании остальных гостей, приглашенных на выходные. Впереди показался притаившийся за лужайкой дом, длинный и низкий, со сводчатыми окнами. Я впервые гостил у Несты в этом относительно новом доме (она их все время меняла). Закончив обсуждать Виктора, мы заговорили о других гостях, их матримониальных устремлениях, перспективах и перипетиях. В нашей беседе ощущался дух предвоенного времени, и Неста была настроена по-боевому.

– А Уолтер здесь? – спросил я.

Уолтер – муж Несты.

– Нет, он уехал на стрельбище. Он здесь не часто бывает, как ты знаешь. Монксхуд ему никогда не нравился – даже не знаю почему. Да, кстати, Хьюго, – продолжала она, – я должна перед тобой извиниться. Я не поставила в твою комнату никаких книг. Я знаю, какой ты заядлый читатель, но…

– Вовсе нет, – возразил я. – Кровать для меня – место сна.

Она улыбнулась.

– Ну, тогда ладно. Хочешь посмотреть комнату?

Я сказал, что хочу.

– Она на первом этаже. Называется «холостяцкая крепость».

Мы пошутили насчет названия.

– Холостякам надо держать оборону, – сказал я, – из-за коварных девиц, которые вечно на них охотятся. Но почему ты не определила туда Виктора? Тогда ему не пришлось бы ходить по лестницам.

– Эта комната несколько уединенная, – сказала она. – Я знаю, ты против этого не возражаешь, а он – да.

– Дело только в этом? – спросил я, но она ничего не ответила.

С Виктором Чисхолмом я познакомился, только когда мы собрались пропустить по рюмке перед обедом. В нем не было ничего примечательного: ни брюнет, ни блондин, ни высокий, ни низкий, ни полный, ни худой, ни молодой, ни старый. Я перебросился с ним несколькими фразами, но он как будто уклонялся от любой темы, кто бы ее ни затронул, – не бросался прочь, словно от прокаженного, но, выказав из вежливости необходимое внимание, потихонечку отстранялся. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Он довольно много улыбался, будто хотел показать, что не сторонится общества, но тут же уходил в себя. Казалось, он сберегал силы для чего-то другого – возможно, для борьбы со своим неврозом.

После ужина мы играли в бридж, и Виктор последовал за нами в библиотеку, вероятно, раздумывая, не принять ли и ему участие, но, увидев, что и без него набралось четверо игроков, он вернулся в гостиную, к остальным трем гостям, в бридж не игравшим. Мы засиделись допоздна, пока не доиграли последний роббер, и я вновь увидел Виктора только тогда, когда все начали расходиться.