Там кто-то в лифте[77]

– Мама, кто-то спускается в лифте!

– Нет, милый. Там никого нет.

– Но я вижу его сквозь решетку, высокого дяденьку.

– Нет, тебе просто кажется. Это тень. Видишь, там никого нет. Лифт пустой.

Лифт всегда был пустым.

Этот разговор повторялся почти слово в слово по несколько раз на дню с тех пор, как мистер и миссис Молдон и их сын Питер поселились в отеле «Бромптон-Корт», где в силу некоторых обстоятельств, связанных с внутрисемейным кризисом, собирались встречать Рождество. Маленький мальчик впервые в жизни попал в отель, впервые в жизни увидел лифт, и лифт его заворожил. Каждый раз, когда кто-нибудь из родителей нажимал на кнопку, чтобы вызвать подвижную кабину, малыш вставал чуть поодаль и зачарованно наблюдал, как лифт едет вниз.

Потолок в холле отеля был очень высоким, и когда лифт спускался на первый этаж, можно было увидеть, как кабина ползет по зарешеченной шахте, прежде чем остановиться на уровне пола. Именно в эти мгновения, когда лифт уже подъезжал, Питер видел внутри человеческую фигуру. Тот человек в лифте всегда стоял на одном и том же месте, лицом к дверям, в левом дальнем углу. Питер пытался его рассмотреть, но ему мешала двойная решетка, двери кабины и двери лифтовой шахты, всегда плотно закрытые во время движения.

Родители строго-настрого запретили ему заходить в лифт одному. Впрочем, их наставления были излишни. Питер связывал лифт с чем-то таким, что предназначено только для взрослых, а он, в отличие от большинства своих сверстников, не стремился скорее проникнуть во взрослый мир с его привилегиями и свободами: ему нравилось, что вокруг столько всего удивительного и чудесного. Лифт представлялся ему аппаратом скорее волшебным, нежели механическим. А если ребенок верит в волшебство, он запросто поверит и в то, что в едущем лифте действительно кто-то есть, несмотря на тот очевидный факт, что, когда кабина останавливалась на этаже, внутри никого не было.

– Если ты мне не веришь, спроси у папы, – сказала мама.

Питеру не хотелось спрашивать у папы, по двум причинам. Одна из них объяснялась просто, другая – сложнее.

– Папа скажет, что я совсем глупенький, – пробормотал он.

– Что ты, милый, он никогда так не скажет!

На самом деле все было не совсем так. Как любой хорошо образованный современный отец, мистер Молдон понимал, что не стоит слишком давить на неокрепшую психику еще совсем юного сына: результат может выйти плачевным. Но Фрейд не Фрейд, а отцы остаются отцами, и временами случалось, что мистер Молдон выходил из себя, когда Питер его раздражал. Питер очень любил папу, но и робел перед ним, и даже боялся, причем робел и боялся гораздо сильнее, чем могло бы показаться со стороны.