Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходив­шие здесь многие столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. При­открыв дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внутри ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так сильно ощущалось при­сутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторный древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама ротонда была сложена из камен­ных блоков, которые были украшены виноградными лозами и сходились в центре купола. Теперь с вершины купола про­бивался солнечный свет и освещал фигуру Христа.

— Священное место,—прошептал Дженнингс.

Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву. Пение их было очень эмо­циональным, оно то затихало, то усиливалось. Дженнингс до­стал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его по­казания.

— Убери,—прошептал Торн.

— Надо было захватить вспышку.

— Я сказал, убери это.

Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повино­вался. Торн выглядел чрезвычайно расстроенным, у него дро­жали колени, будто тело приказывало опуститься на них и принять участие в молитве.

— С тобой все в порядке? — шепнул Дженнингс.

— ...Я католик,—тихо ответил Торн.

Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека. В отличие от остальных, сто­ящих на коленях с опущенными головами, этот в коляске си­дел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у парализованного.

— Это он? —шепнул Дженнингс.

Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурно­го предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс помор­щился, когда увидел лицо инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо смотрели вверх. Вме­сто правой руки из широкого рукава торчала изуродованная культя.

— Мы не знаем, может ли он видеть и слышать,—сказал монах, стоящий рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря.—После пожара он не произнес ни слова.

Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй. После окончания службы монах вывез ко­ляску Спиллетто из ротонды, и оба путешественника после­довали за ними.

— Братья за ним ухаживают,—продолжал монах,—и мы будем молиться за его выздоровление, когда кончится епи­тимья.