— Возможно, он сменил фамилию,—со вздохом сказал Дженнингс на следующее утро, когда они с Торном уселись на лавочке в парке.—Может быть, теперь он Джордж Буген. Или Джим Гаген. Или Иззи Гагенберг.
Через день они переехали в Иерусалим и снял и там комнату в небольшой гостинице. Снова и снова продирались они сквозь толпы людей в поисках того, кто хотя бы раз слышал это странное имя. Но все было тщетно.
— Похоже, пора сдаваться,—сказал Дженнингс, выглядывая из окна гостиничной веранды.
В комнате было жарко, Торн, обливаясь потом, лежал на кровати.
— Если здесь всего один-единственный Бугенгаген, то у нас нет ни малейшего шанса его отыскать. А пока мы стоим перед фактом, что его вообще не существует.
Он прошел в комнату и стал искать сигареты.
— Черт побери, этот маленький священник все время кололся морфием, а мы все его слова принимаем на веру. Слава Богу, он не посоветовал тебе отправиться на Луну, иначе бы мы уже отморозили себе задницы.
Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на Торна.
— Я не понимаю, Торн. Еще несколько дней назад я был уверен в необходимости наших поисков, а теперь все это кажется мне безумием.
Торн кивнул и, сморщившись от боли, сел на кровати. Он снял бинт, и Дженнингс скривился, увидев открытую рану.
— Эта штуковина мне не нравится.
— Все нормально.
— Похоже, начинается заражение.
— Все нормально,—повторил Торн.
— Почему ты не хочешь, чтобы я нашел врача?
— Найди лучше старика,—огрызнулся Торн.—Он единственный, кого я хочу найти.
Дженнингс собрался ответить Торну, но его остановил тихий стук в дверь. Распахнув ее, он увидел нищего. Это был невысокий пожилой араб, голый до пояса. Араб улыбнулся, обнажив при этом золотой зуб, и чересчур вежливо раскланялся.
— Что вы хотите? — спросил Дженнингс.
— Это вы ищете старика?
Дженнингс и Торн быстро переглянулись.