— Вы что. еще не видели стену Игаэля? — резко вскинул­ся он.

— Ее ведь обнаружили только на прошлой неделе, Карл,—пытался было оправдаться Морган, но Бугенгаген тут же перебил его.

Археолог понимал, что единственным выходом из созда­вшегося положения было бы раз и навсегда объясниться с Морганом, как бы дико сейчас ни звучали доводы ученого. ВРЕМЕНИ ОСТАВАЛОСЬ В ОБРЕЗ. Бугенгаген снова ткнул пальцем в фотографию и отчетливо произнес: «На стене Ига­эля я уже видел его лицо! Этот мальчик, этот «Дэмьен Торн» — Антихрист!»

Морган приподнял брови в знак протеста.

— Карл, — начал он, но ученый снова перебил его.

— Ты должен верить мне!

Морган вдруг перестал улыбаться. Напряжение, сковав­шее лицо Бугенгагена, по-настоящему встревожило Майкла. Ведь перед ним сидел не выживший из ума старик, человек с застывшим от волнения лицом был его учителем; всем, что знал и умел Морган, он был обязан Бугенгагену.

— Карл,—мягко произнес Майкл,—я ведь не религиоз­ный фанатик. Я —археолог.

Бугенгаген никак не отреагировал на это. «И где бы вы ни УСЛЫШАЛИ, что он идет...» Дальше Карл никак не мог вспомнить. Он не спал уже несколько ночей подряд и чудо­вищно устал. К тому же память начала подводить ученого.

Морган покачал головой и обратился к Бугенгагену:

— А где факты, Карл?

— Неделю назад,—произнес Бугенгаген,—отец Дэмьена пытался убить мальчика. На алтаре лондонской церкви Всех Святых. Посол стремился вонзить кинжал в сердце ребенка.

Джоан в ужасе содрогнулась. Морган, потянувшись за своим стаканом, еще раз пробежал глазами газетные заго­ловки.

— Похоже, репортерам не все удалось пронюхать,—про­должал Бугенгаген. Он глубоко вздохнул, затем произ­нес: — Эти кинжалы послу вручил я. Мой друг, отец Джеймс, находился тогда в церкви, он видел все собственными глаза­ми. Святой отец позвонил мне и рассказал о происшедшей трагедии. Он узнал древние кинжалы и убедил полицейских, чтобы они их мне вернули.

За столиком воцарилось молчание. Морган замер со ста­каном в руке и уставился на своего друга. Джоан также не сводила с Бугенгагена широко раскрытых глаз. Не давая им опомниться, ученый яростно, почти скороговоркой, продол­жил:

— Американского посла звали Роберт Торн. Его новоро­жденный сын погиб в римском госпитале. И Торн, уступив мольбам какого-то священника, усыновил другого младенца. На самом деле этот священник оказался Апостолом Зверя. Торн убедил свою жену, что тайно усыновленный им ма­лыш их собственный ребенок. Торны всем сердцем полю­били ребенка, он рос и воспитывался в Лондоне, а супруги даже не подозревали, что рожден мальчик самкой шакала! Вскоре ребенок начал убирать со своей дороги всех, кто ка­ким-то образом догадывался о его подлинной сути. Вот тогда Торн пришел ко мне за помощью. С первых же слов его рас­сказа я понял, что говорит он чистую правду, ведь мне давно являлись знамения, будто я скоро вообще останусь в одино­честве: один на один с этим Зверем. Я отдал тогда Торну семь древних кинжалов, это единственное оружие против Дьявола, ими надо пронзить Его тело. К тому времени жена Торна была уже мертва, впрочем, как и двое других несчаст­ных, узнавших правду! — Бугенгаген покачал головой.—По­лицейские застрелили Торна до того, как он успел вонзить кинжалы в тело сына Дьявола. Они решили, что посол сошел с ума после смерти жены!—Бугенгаген снова замолчал и кивком указал на газетную фотографию. Все, чего он хотел от Моргана, заключалось в том, чтобы тот поверил ему, осоз­нал страшную опасность и начал, наконец, действовать.—Ре­бенок все еще жив!