– Еще чего.

– Так я сам поднимусь.

– Не смей!

Сашка поспешно соскочила с постели. При мысли о том, что он ляжет к ней, ледяной, чужой, нездешний, ее начинало мутить от отвращения.

Это было уже мучительно. Она почти рассказала обо всем Алине – психологу из гимназии, в ее маленьком уютном кабинете на первом этаже, с бежевыми стенами, с мягким диванчиком, с игрушками на полках, с мягким светом настольной лампы и даже с чашкой чая.

Почти.

Каждый раз, когда она собиралась с духом и собиралась произнести первое слово, ее швыряло в ту самую глубину черного беспамятства. Когда Сашка приходила в себя, время на часах необъяснимо убегало вперед.

Алина смотрела на нее с тревогой и лаской, чашка с чаем стояла почти пустой. Она провожала Сашку до дверей кабинета, чуть подталкивая в спину рукой, от которой пахло удушливо сладким кремом.

– Убирайся, – упрямо велела Сашка, не отступая. – Я тебя ненавижу.

– Ну, Саш, зачем ты так. Вместе мы могли бы сделать столько всего интересного! Ты станешь королевой класса, обещаю. Я тебе помогу.

Сашка даже не стала спрашивать, что взамен.

– Я найду способ рассказать о тебе маме и папе! – процедила она.

– Зачем же что-то искать? – Петька резко сел и вдруг положил ей руку на плечо: холодную и такую тяжелую, что Сашка осела. – Я сам представлюсь.

Сашка упала в черноту.

– Мам, кто такая Елена Каширская?

Мать перезвонила ей поздно вечером: весь день провела у врача, анализы плохие, ноги так болят, давление скачет, а у тебя-то что случилось?

– Понятия не имею, – отрезала мать, но по затянувшейся перед ответом паузе Оля догадалась, что это неправда.

– Мам, я знаю, что ее могила рядом с Нининой, а ее фотку я видела у нас дома. Не отпирайся, пожалуйста. Просто скажи, кем она нам приходится.