Я нажал на кнопку, но наш престарелый ВМ-12 оказался пуст.

– Это ищешь, малой? – В комнату, опираясь о стену, с видеокассетой под мышкой ввалился отец. Он исхудал, глаза его потускнели, сильные некогда руки обратились в покрытые узлами ветки.

Я неуверенно кивнул, не понимая, что такого уж преступного натворил.

– Порнуху зыришь, а? – Отец с противным звуком пошкрябал желтыми ногтями подбородок.

– Па, какую еще порнуху? Ты что! Это футбол же! – И тут меня осенило. Дрыня записал свою коллекцию поверх фильма, обрывок его вывалился из белого шума после роликов. Какой-то непонятный космос, голая попа женщины, забившееся в угол черное чудовище, кот – все это было мне не очень интересно, и я вырубил видак. А отец, наверное, на этом месте и включил.

– Откуда у тебя такое?

– Да тренер дал, ну Дрыня! Там же просто футбол записан поверх фильма, и это не пор…нуха, мне вообще такое не нравится… футбол же! А там космос, это фильм!

– Тренер Дрыня, говоришь? Слышь, а че еще тебе там Дрыня этот давал? Какие еще кассеты и журналы?

– Никакие не давал!

Потом я случайно подслушал разговор мамы и отца. Сперва обрадовался – обычно они и парой слов не обменивались, только орали, а тут вдруг разговорились.

– Юр, я разузнала на работе, ты прав оказался! Он извращенец. Был в совке большим областным журналистом, а потом…

– Я-то всегда прав. А че потом?

– Там мутная история – он практикантку изнасиловал. Совсем еще ребенка. Не могу поверить: такая скотина, как его к детям допускают? Я поговорю завтра с руководством секции…

– Да какое там, елдить их керосином, руководство. Алкаш один – знаю этого, с нами часто квасит, своячок Красного. Он за тренера, а остальное – там, что ли, департамент какой-то, типа, сверху. Бездна ваще. Там по-другому это надо решить. Ребенка, слышь, снасиловал. Это, типа… И теперь с детьми работает! Да он у параши работать после такого должен!

Я не поверил ни единому слову. Никогда ничего такого не было!

– Колюшка, – на глазах у Дырни проступили слезы, он сидел на стуле и баюкал хромую ногу, – было такое, было; молодой и чувствовал себя так пусто…

Я не мог, отказывался, не хотел верить. Дрыня, наш Дрыня, наш крошечный хромоножка – двенадцатилетний Рябых был выше его на полголовы, а толстяк Скорбач шире в четыре раза. Седовласый старичок, рассказавший про великого тренера Ринуса Михелса, про времена, когда в футбол играли без замен, и про удивительную итальянскую позицию «треквартиста», ужасно обидел ребенка, девочку? А как же мечты, как же залитый ласковым солнцем газон команды «Барселона»?..