Витя приказал Елизару:

– Встань! Раскройся!

Увидев, как разверзается вертикальная пасть на теле незнакомца, Лера судорожно забилась в Гришиных объятиях, замычала под его ладонью, крепко перекрывшей губы.

– Гринь, ты первый, – сказал Витя. – Потом Макс, потом Лера, я последний.

Гриша отпустил жену, вместе с Витей приблизился к Елизару, который развел руки в стороны, словно распятый. Витя подтолкнул брата, и тот, пригнувшись, нырнул в черную дыру. Казалось, Елизарова сумка всосала его – настолько быстро и легко проскользнул он внутрь.

– Макс, теперь ты, – скомандовал Витя.

Пропихнув племянника, а следом Леру, он, наконец, залез сам, вперед ногами, цепляясь за подставленные руки Елизара, свесился наружу… И увидел пустые глаза фитиля, подчеркнутые блаженнейшей из улыбок.

Мертвая женщина с горящими руками входила в мастерскую из гаража. С нежностью погладила дверь, и дерево мгновенно вспыхнуло, расцвело синим. Витя вывернулся, глянул в безмятежное лицо Елизара и приказал:

– Беги из поселка. Спрячься в лесу. Выпустишь – когда скажу.

И нырнул в черную пустоту, незыблемую и бесконечную в своей незаполненности.

* * *

Тьма была такой, что в ней хотелось уничтожиться. Она отрицала свет, само бытие, все формы и предметы.

Ужас охватил Гришу, как челюсти огромной твари. Стало трудно дышать, мыслить, чувствовать. Паралич пронизывал изнутри. Грише казалось, что уже нет никакого «внутри», никакого «снаружи», границы личности сломаны, форма разрушена, нутро разлетается атомами по космосу тьмы.

Гриша вспомнил про вилку в руке, вспомнил, что надо себя колоть, но только где рука? И где он сам? Он вообразил себя в простейшей схеме: «палка-палка-огуречик». Вообразил руку с вилкой и то, как рука вонзает вилку в живот. Резкая боль озарила его – он действительно уколол себя, – и с болью пришло облегчение. Ужас лишь на пядь, но отступил.

Гриша наносил себе удары и с каждым из них все лучше представлял самого себя. Кажется, кровь? Плевать! Главное, что дышать легче, что сознание размораживается, что мысли снова кружат в голове – пылинки в солнечных лучах.

Он с легкостью нашел карман, который минуту назад был недостижим. Достал мобильник, включил фонарик и водил по телу лучом, с наслаждением рассматривая себя, словно воскресшего, вновь существующего.

Внезапно увидел нечто странное и пугающее. Левая рука вытянулась, искривилась недопустимым образом. Кисть превращалась во что-то мерзкое, насекомообразное. Вилка в руке тоже изменилась: расползлась ртутными струйками, которые опутали пальцы, как вьюнок обвивает деревья и прутья в оградах. С трудом оперируя искаженной рукой, Гриша поднес ладонь к лицу, чтобы лучше рассмотреть, и та впилась ему в щеку удлинившимися ногтями.