Светлый фон

– С нежностью? – горько усмехнулся Гриша, начиная закипать. – Так ты мою жену?..

– Это не она. Копия с ее копии. Успокойся!

– Успокойся? Ты трахал копию моей жены и говоришь «успокойся»? Да как я вообще тебя пущу теперь…

– Да тихо ты, мать твою! – прошипел Витя и застыл, прислушиваясь.

Гриша замолк. Где-то вдалеке раздался шум, будто с циклопической горы мусора сошла лавина и кубометры пыли взметнулись в воздух, сливаясь в печальный и усталый выдох.

– Слушай, нас уже давно заметили, это далеко не всегда страшно, но тут есть такие гадины, что лучше их не будить. Короче, забирай Макса, и валим отсюда! Только осторожно…

Братья начали аккуратно и бережно отрывать тонкие руки твари от мальчика. Худые пальчики то и дело по-обезьяньи вновь цеплялись за Макса, за руки братьев. Какая-то изжеванная копия Леры, это существо сопротивлялось слабо, неуверенно, точно животное, получившее смертельную инъекцию на столе ветеринара, и жалобно скулило:

– Ангел мой! Мой! Ангел! Еще хоть капельку тепла…

И вот Гриша уже держал сына на руках. Мертвенно-бледный, слишком легкий, неподвижный – тот казался куклой. Глаза-стекляшки влипли в небытие. А тварь все лепетала что-то неразборчивое, и Витя завороженно вслушивался в идущий по кругу бред о тепле, жизни, ангелах и о том, что даже ангелам суждено обратиться в пепел и бесконечно разлагаться на составляющие в этой обители смертной сени, а каждая из составляющих будет тосковать и страдать, многократно преумножая эту скорбь.

Гриша потянул брата к выходу.

– Пойдем!

Шум приближался. Странный шум, он словно сворачивался сам в себя, закручивался водоворотом, выплескивался вовне и тут же всасывался внутрь. Чудилось, будто чье-то пыльное дыхание касается затылка, играет волосками на шее.

– Вить, нам надо идти!

– Да-да, – задумчиво кивнул Витя, стряхивая с себя колдовские путы шепота, но глаза его так и остались остекленевшими. – Спустимся вниз. Елизара лучше не звать внутри зданий – тут все рухнет к едреням.

– Зачем она его забрала? – спросил Гриша на лестнице.

– Может, материнский инстинкт. Или хотела пожрать, но не смогла. Он же не Лера, хотя в нем ее кровь, а это привлекло тварь. Я тут сам во многое не врубаюсь. Мы для них как бы ангелы, светочи из высшего мира. А с ангелами знаешь что делают?

– Что?

– Им поклоняются. А еще их насилуют и пожирают.

* * *

Окна на лестнице отсутствовали, но все было видно – и обшарпанный бетон, и крошащиеся ступени, и кривые, как оплавленные, перила. Казалось, в этом странном мире нет разницы между светом и его отсутствием.