– Выброси их на хрен. А лучше сожги, чтоб никто не видел. Я перезвоню.

Положив трубку, я выбросил докуренный бычок. Какое-то время просто сидел перед печкой, не в силах осознать услышанное. Мысли скакали, словно блохи на теле больной собаки. На улице скулил Алтай. На чердаке опять что-то скрипело, будто ржавые гвозди выползали из прогнивших досок.

Просидев так минут пятнадцать, я снова взял телефон. Набрал номер Эдика.

– Алло? Слушаю, – судя по голосу, опер давно не спал.

– Привет. Ты в курсе?

Эдик промолчал. Затем коротко ответил:

– Да. Мне позвонили.

Мы закурили с ним по обе стороны трубки. Посидели в тишине. Потом я произнес:

– Эдик.

– Да?

– Явка с повинной все еще у тебя?

– Да, у меня.

Я сделал глубокую затяжку.

– Сейчас я тебе штуку одну скажу. Не удивляйся. В общем, нужно забыть нам про это дело. Забыть и уезжать. Понимаешь?

– Я не против.

– В общем, слушай. У нашей семейки за огородом есть яма. Они туда золу выносят. Там сразу найдешь, ее видно. Слышишь меня?

– Да-да, слышу.

– Так вот. Утром встанешь пораньше и кинешь туда какую-нибудь тряпку обгорелую. Не сильно старую, но такую, чтобы различить невозможно было. Понял?

– Понял.

– Завтра ее изымем, и дело с концом. В явке дату не ставил?