Закончить нам всё-таки удалось. Затем никто – ни мужчины из нашего хора, ни мальчишки – никак не могли дождаться, когда же, наконец, придет его преподобие отец Хенслоу и их отпустит, а тот так и не пришел. Я сейчас припоминаю, он первый раз в своей жизни перепутал дни и забыл когда ему надо идти в церковь, и только потом сообразил. В любом случае, нам с Эвансом не составило особого труда тайком залезть на лестницу, про которую я вам рассказывал, а когда мы там оказались залечь в том месте, откуда можно было вытянув шеи видеть могилу. Лежали мы там не шелохнувшись, пока не услышали, что наш церковный служитель, который был у нас в церкви в то время, сначала закрыл двери притвора, потом закрыл юго-западную дверь, а только после этого закрыл дверь поперечного нефа, тогда то мы и смекнули – тут что-то намечается и священники не хотят, чтобы люди об этом знали.

Спустя некоторое время через северную дверь заходят настоятель собора и каноник, смотрю, и мой отец с ними, там также был и старик Палмер, и еще несколько самых достойных мужчин нашего прихода. Палмер встал с настоятелем в самом центре хора и начал о чем-то говорить. В руках у него был канат, свернутый кольцами, а у других мужчин были ломы-гвоздодеры и мотыги. Даже на расстоянии заметно было, что они немного нервничают. В общем, постояли они немного, вдруг я слышу настоятель говорит: «Значит так, Палмер, у меня нет времени на всякие глупости. Если вы считаете, что это нужно сделать чтобы успокоить людей Саутминстера, я вам разрешаю – делайте. Но послушайте меня, Палмер, за всю свою жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, мне никогда не приходилось слышать такой несусветной чепухи от такого человека, как вы. Поскольку я вас всегда считал человеком здравомыслящим. Вы согласны со мной, Хенслоу? – Из своего укрытия я смог услышать, как господин Хенслоу промямлил что-то вроде. – Да, да, у нас уже был разговор на эту тему, господин настоятель. Постойте, это вы о том, что не стоит доверять первому впечатлению, которое производит на нас человек?». – Настоятель ничего не ответил, только фыркнул, пошел прямо к могиле и встал возле неё, повернувшись спиной к ограде, а вслед за ним, опасливо озираясь по сторонам, к могиле подошли и другие. Хенслоу, с задумчивым видом почесывая подбородок, остался стоять там же где и стоял. В этот момент Настоятель обращается к Палмеру: «Палмер, – говорит он, – как вы считаете, что нам будет легче всего сделать, убрать плиту, лежащую сверху, или сдвинуть в сторону одну из боковых плит?».

Старый Палмер и его рабочие стали копошиться вокруг верхней плиты, осматривать и постукивать по ней со всех сторон: с южной, восточной, западной, отовсюду, но только не с северной. Хенслоу что-то пробубнил вроде того, что лучше было бы попробовать её сдвинуть с южной стороны, дескать, там и света больше и места достаточно, куда её переместить. Мой отец, который за всем этим внимательно наблюдал, обошел плиту и подобрался к ней с северной стороны, встал на колени и постучал по ней чем-то металлическим так, чтобы она звякнула, после этого поднялся, отряхнул колени от грязи и говорит настоятелю: – Прошу прощения, ваше Высокопреподобие, но я считаю, что господину Палмеру лучше попробовать сдвинуть плиту с этого конца, отсюда ему будет легче это сделать. Я её проверил и мне кажется, что кому-нибудь из его рабочих будет гораздо проще поддеть её здесь своим ломом. – Ну, что-ж, спасибо, Уорби, – говорит настоятель. – Это хорошее предложение. Эй, Палмер, пусть кто-нибудь из ваших людей подцепит её там, как вы на это смотрите?