– И вы считаете, что великий грешник столь же аскетичен, как и великий святой?

– Великие люди всех мастей отказываются от несовершенных копий и обращаются к совершенным оригиналам. Я не сомневаюсь, что многие из самых высоких святых никогда не совершали «доброго дела» – если использовать эти слова в их обычном смысле. И, с другой стороны, были такие, которые прощупали самую глубину греха, за всю свою жизнь ни разу не сделав «дурного дела».

Он вышел из комнаты на минуту, и Котгрейв в восторге повернулся к своему другу и поблагодарил его за это знакомство.

– Он грандиозен, – сказал Котгрейв. – Никогда прежде не видел подобных сумасшедших.

Амброуз вернулся с виски и щедро налил обоим. Он яростно хулил трезвенников, сам держа в руках бутыль сельтерской воды, и собирался продолжать монолог, налив себе стакан, но его перебил Котгрейв.

– Это невыносимо, знаете ли, – сказал он. – Ваши парадоксы слишком чудовищны. Человек может быть великим грешником и тем не менее никогда не сделать ничего грешного? Полно!

– Вы очень ошибаетесь, – ответил Амброуз. – Я никогда не создаю парадоксов. Хотел бы я… Я лишь говорю, что человек может иметь изысканное пристрастие к Romanée Conti[38], и тем не менее никогда даже не нюхать дешевого эля. Вот и все, и это больше похоже на банальность, чем на парадокс, не так ли? Ваше удивление моему замечанию связано с тем, что вы не поняли, что такое грех. О да, есть какая-то связь между Грехом с большой буквы и действиями, которые обыкновенно называются греховными: убийство, воровство, прелюбодеяние и тому подобные. Почти такая же связь существует между алфавитом и изящной литературой. Но я полагаю, что это заблуждение – почти всеобщее – возникает в значительной степени из-за того, что мы смотрим на вещи через социальные очки. Мы думаем, что человек, делающий зло нам и своим ближним, должен быть очень злым. Таков он с социальной точки зрения; но неужели вы не понимаете, что Зло по сути своей есть вещь одинокая, это страсть одинокой, единоличной души? В самом деле, рядовой убийца вовсе не грешник в истинном смысле этого слова. Он просто дикий зверь, от которого мы должны избавиться, чтобы спасти свою шею от его ножа. Я бы скорее причислил его к тиграм, чем к грешникам.

– Это кажется немного странным.

– Я так не думаю. Убийца убивает не из-за активных качеств, а из-за отсутствующих; ему не хватает чего-то, чем обладают не убийцы. А вот Зло, конечно же, всецело активно, просто оно не на той стороне. Вы можете поверить мне, что грех в его собственном смысле очень редок; вполне вероятно, что грешников было гораздо меньше, чем святых. Да, ваша точка зрения очень хороша для практических, общественных целей; мы естественно склонны думать, что очень неприятный нам человек должен быть очень большим грешником! Крайне неприятно, когда обчищают карманы, – и мы объявляем вора великим грешником. По правде же говоря, он просто неразвитый человек. Он, конечно, не может быть святым; но он может быть и часто является бесконечно лучшим созданием, чем тысячи людей, которые никогда не нарушали ни одной заповеди. Я признаю, что он доставляет нам большие неприятности (и мы очень правильно запираем его, если поймаем); но связь между его причиняющими беспокойство антиобщественными действиями и злом – о, очень слабая.