– Всегда. Так и должно быть. Как святость и гениальность в этом и во многом другом; это некое блаженство или экстаз души, сверхъестественная попытка превзойти границы обычного. И так, превосходя их, оно превосходит и понимание, способность замечать то, что ему предшествует. Нет, человек может быть бесконечно злым и даже не подозревать об этом. Но зло в таком конкретном и истинном смысле встречается редко и, думаю, становится все реже.

– Я пытаюсь уложить все это в голове, – сказал Котгрейв. – Из сказанного вами я понял, что истинное зло отличается по своей сути от того, что мы называем злом…

– Именно так. Между ними, без сомнения, есть сходство; такое же сходство, как то, что позволяет нам вполне правомерно использовать такие термины, как «подножие горы» и «ножка стола». И иногда, конечно, оба, так сказать, говорят на одном языке. Грубый шахтер или пудлинговщик[43], неотесанный, неразвитый «человек-тигр», разогревшись квартой-другой сверх своей обычной меры, приходит домой и до смерти забивает свою раздражающую и неблагоразумную жену. Он убийца. И Жиль де Рэ был убийцей.

Но вы видите пропасть, которая разделяет их? Название совпадает в обоих случаях, но значение совершенно различно. Смешение этих двух слов – это вопиющий «Хобсон-Джобсон»[44], или, скажем так, это как если бы предполагалось, что Джаггернаут и аргонавты[45] этимологически чем-то связаны друг с другом. Без сомнения, такое же слабое сходство проходит между всеми «общественными» грехами и настоящими духовными грехами, и в некоторых случаях, может быть, меньшие могут быть «учителями», чтобы вести к большим – из тени к реальности. Если вы хоть немного богослов, вы поймете важность всего этого.

– К сожалению, – заметил Котгрейв, – я очень мало времени посвящал богословию. Действительно, я часто задавался вопросом, на каком основании богословы претендуют на звание служителей Науки Наук для любимых ими исследований – поскольку «богословские» книги, которые я просматривал, всегда казались мне посвященными слабому и очевидному благочестию или царям Израиля и Иудеи. Я не желаю слышать об этих царях.

Амброуз усмехнулся.

– Нам следует избегать богословских дискуссий, – сказал он. – Подозреваю, вы были бы ожесточенным оппонентом. Но возможно, упомянутые вами цари имеют такое же отношение к богословию, как и шахтер-убийца – ко злу.

– Тогда, возвращаясь к нашей основной теме, вы думаете, что грех – это нечто эзотерическое, оккультное?

– Да. Это адское чудо, как святость – божественное. Время от времени грех возносится на столь недосягаемую высоту, что мы совершенно не подозреваем о его существовании; это похоже на ноту большой педальной трубы органа, которая настолько низка, что мы ее не слышим. В других случаях зло может привести к сумасшедшему дому или к еще более странным проблемам. Но вы никогда не должны путать его с простым социальным проступком. Вспомните, как апостол, говоря о «другой стороне», различает «благотворительные действия» и благотворительность. Можно отдать все свое имущество бедным, но все же не иметь милосердия; так же можно избежать всякого преступления и все же остаться грешником.