– Есть что-то глубоко противоестественное в грехе? Это то, что вы имеете в виду?

– Именно. Святость требует столь же сильных, или почти столь же сильных, стараний, но работает в тех направлениях, которые были естественными; это попытка воссоздать экстаз до грехопадения. Но грех есть стремление обрести экстаз и знание, присущие лишь ангелам, и, пытаясь это сделать, человек становится демоном. Я говорил, что простой убийца, таким образом, не грешник; но грешник иногда бывает убийцей. Жиль де Рэ[39] тому пример. Итак, вы видите: хотя и добро, и зло неестественны для современного человека – для человека общественного, цивилизованного существа, – зло противоестественно в гораздо более глубоком смысле, чем добро. Святой пытается вернуть утраченный дар; грешник пытается получить то, что никогда ему не принадлежало. Проще говоря, он повторяет грехопадение.

– Но вы верующий? – уточнил Котгрейв.

– Да, я принадлежу к гонимой Англиканской церкви[40].

– Тогда что насчет текстов, определяющих как грех то, что вы обозначили не более чем тривиальным упущением?

– В них в подобном же предложении упомянуты «колдуны», не так ли? Для меня это задает тон. Вдумайтесь: можете ли вы представить на мгновение, что ложное утверждение, спасающее жизнь невиновному человеку, является грехом? Нет? Очень хорошо. Выходит, эти слова исключают не простого лжеца, а прежде всего «колдунов», которые используют материальную жизнь и присущие ей недостатки как инструменты для достижения своих бесконечно злых целей. И вот что я вам скажу: наши высшие чувства настолько притуплены, мы так пропитаны материализмом, что, вероятно, не распознали бы настоящее зло, если бы столкнулись с ним.

– Но разве мы не должны испытывать определенный ужас – такой же ужас, какой, как вы намекали, мы бы испытали, если бы розовое дерево запело, – от одного лишь присутствия злого человека?

– Должны, будь мы естественны: дети и женщины чувствуют ужас, о котором вы говорите, даже животные ощущают его. Но большинству из нас условности, цивилизация, образование затемнили и оглушили естественный разум. Нет, иногда мы можем узнать зло по его ненависти к добру – не нужно большой проницательности, чтобы догадаться о влиянии, которое совершенно бессознательно продиктовало «Блэквудскую» рецензию на Китса[41], – но это чистая случайность; и, как правило, я подозреваю, что служители Тофета[42] остаются совершенно незамеченными – или, возможно, иногда их принимают за хороших, но заблуждающихся людей.

– Но вы только что употребили слово «бессознательно» в отношении рецензентов Китса. Всегда ли зло бессознательно?