До усадьбы Мари ехала верхом, а в отчий дом вошла, как была, босая на одну ногу.

– Я потеряла сапог, мама, – сказала она, виновато разглядывая грязные следы, которые оставила на сияющем паркете.

– Где? – спросила маменька, подходя к ней вплотную и разглядывая так, словно видела впервые в жизни. – Где ты потеряла сапог, Мари?

– На болоте.

Можно было бы попробовать соврать, не рассказывать о том, что случилось, но грязная одежда не оставляла Мари такого шанса. Только слепой не увидел бы, что она побывала в трясине.

– Наверное, он свалился, когда я тонула. – Маменька побледнела и поджала губы, и Мари торопливо продолжила: – Не переживай, пожалуйста, со мной все хорошо! Не случилось ничего страшного, кроме того, что я оконфузилась при посторонних, выставила себя неуклюжей дурочкой перед Всеволодом Сидоровичем. Но ведь это не беда, правда?

Сама она точно не считала свой конфуз бедой. Ее куда больше волновало мнение Гордея Петровича, чем какого-то залетного столичного хлыща.

– Кто пустил тебя на болото? – Голос маменьки был холоднее болотной воды.

– Никто. Я сама.

– Анна была с тобой?