– Ты все видела?

– Я все видела, – сказала она и добавила бодро и деловито: – Гордей Петрович, я пришла поблагодарить вас за все, что вы сделали для несчастного ребенка. Извините, что явилась так… не ко времени.

И плечом дернула дерзко и с вызовом! И ладонями уперлась ему в грудь, чтобы не приближался больше ни на дюйм! А он все равно приблизился, сгреб в охапку не как графиню, а как какую-нибудь деревенскую девку, сказал срывающимся шепотом:

– В дом! В тепло, Мария Ивановна!

И подхватил ее на руки так легко, словно это она была птичкой колибри. Ей бы и дальше упираться и сопротивляться, отстаивать свое достоинство, хоть бы даже возмущенными криками. Но она не стала. Не было у нее на это сил. Желание было, а силы как-то враз закончились.

В доме Гордея было так тепло, что отпущенная на волю, бережно поставленная на пол Мари вдруг испугалась, что растает, как Снегурочка, от этакого тепла.

– Я приготовлю нам чаю!

Не спрашивая разрешения, он бесцеремонно стащил с нее шубку, пристроил на вешалку.

– Я не хочу чаю, – сказала Мари устало.

– А чего ты… чего вы хотите? – спросил он.