«Дверь же, наверняка, предусмотрели», — уже со злостью подумала Настя. Вооружившись эрзацем факела, она кропотливо разведывала детали диковинной застройки. Зачем сооружать цельный деревянный блок? «Может, есть щеколда, как в хлеву, и я просто не могу ее нащупать?» Настя сунула фонарь подмышку, выкрутила ползунок переключателя — не хватало разрядить аккумулятор и наощупь обшарила выступы на передней стенке, стенке вдоль ряда гнилых зубцов ограждений. Что это? Еще одна наспех пригвожденная перегородка? Плечом Настя навалилась на бесполезную перекладину, загораживающую зияющую расщелину и ударила по намертво прибитому бруску что есть мочи, но старания были жалки и неуверенны, деревянная конструкция скорее грозилась рухнуть целиком, чем впустить взломщика по-доброму. Вот же сволочь! Ладно, паршивая конура, твоя взяла. И чего я, в самом деле, прикопалась?

Впереди было столько неизведанных домов, — один Бог знает, а Настя не отходила от неказистого сарая. «Если он замурован, значит там что-то очень-очень важное», — сказала она вполголоса. «Ладно. Последняя попытка. Обещаю» и с размахну пнула в первую подвернувшуюся дощечку. Балки противно заходили, запищали, завыли. В потаенной каморке образовалась узкая брешь.

Это означало одно: надо идти вперед.

С фонарем наперевес, Настя нырнула в бездну и словно перенеслась в пустыню. Бесконечная, одурманивающая жара застила глаза. Из недр парной темноты, разбавленной одиноким лучом, как никчемной ложкой меда в банке дегтя, проступали какие-то углы и картины, вобранные в угловатые рамы, и восковые колонны огарков, разбросанные у порога. Как будто здесь сражались. Не на жизнь, а на смерть. Хмурые предчувствия навевала надвое переломанная палка. Одну дубинку сверху обмотали веревкой, накрутив тюрбан, а другую просто отбросили к огаркам.

Кроме того, в сарае покинули бесхозную одежду. Настя настроила лампу на максимальную мощность, зажала между коленей и подняла с застеленного сеном пола коротенькую юбчонку. Юбчонку в красную. Крупную. Пошлую клетку. На шотландке разливались красные клетки. Их грани стерлись, расплавились и разбухли до гигантского пятна. Рдяного. Ржавого. Кровавого пятна.

Этого не могло произойти. Только не с ней. Только не так. Только не здесь. Затвердевший от крови, разъехавшийся на стрелки капрон — Настя помнила эти чулки. Специально для ее Леши. Эти чулки были насквозь пропитаны холодной металлической кровью.

Школьная блузка, сдавленная кровавым ожерельем у порванного воротника. С блузки срезали пуговицы, или их оторвали в пылу самозащиты, или эти пуговицы на кой-то черт понадобились Малине. С минуту Настя не мигая смотрела на растрепанные нитяные узелки, засаленные кровью, а затем, осознавая ужас и дикость творящегося отбросила окровавленную одежду и принялась тереть ладони о брюки, сдирая кожу до кости, чтобы отмыться от подозрений.