Конец был близок. Антоний сидел в своих апартаментах, ожидая вестей от Клеопатры, но их не было до наступления темноты, когда, шатаясь, в помещение вошел посланник и воскликнул, что царица мертва. Стыдясь того, что он жив и вынужден слышать подобную новость, Антоний поклялся умереть. Но эта весть была ложной. Намек Октавиана не выходил у нее из головы, и, чтобы спасти свою жизнь, Клеопатра сфабриковала послание. Антоний рассеянно ослабил свои доспехи и, всхлипнув: «Ах, Клеопатра, я скоро буду с тобой»[85], приказал своему верному вольноотпущеннику Эроту убить его. Но тот не мог хладнокровно убить хозяина, которого так любил. Он вытащил кинжал, замахнулся для удара, а затем, быстро повернувшись, воткнул острие себе в грудь. «Спасибо, Эрот, – пробормотал Антоний, когда тот замертво упал лицом вниз, – за то, что учишь меня, как быть, раз уже сам не можешь исполнить, что требуется». Но его собственный удар оказался неточным, и он упал, завалившись назад, призывая положить конец его страданиям.

Новость о произошедшем Клеопатре, укрывшейся в крепости, примыкавшей к храму Исиды, принес слуга, и ее охватило раскаяние. Тело Антония принесли к ее убежищу и с помощью служанок втащили внутрь через окно. Когда он умер, царица стояла на коленях рядом с ним, целуя его окровавленные руки.

В отличие от Цезаря, который плакал, когда ему рассказали о том, как умер Помпей, хладнокровный Октавиан выслушал новость о смерти Антония сдержанно. Ситуация складывалась для него вполне удачно, так как теперь он мог уделить внимание Клеопатре. Он думал о драгоценностях, хранившихся в крепости, и, считая ниже своего достоинства штурмовать эту маленькую твердыню, прибегнул к хитрости.

Пока один солдат отвлекал царицу разговором, стоя у окна, второй влез через другое. «Клеопатра, несчастная, ты попалась!» – вскрикнула служанка, чтобы предупредить свою хозяйку, и протянула кинжал, которым Клеопатра могла бы заколоть себя. Но римлянин выхватил у нее из рук оружие. «Клеопатра, – мягко сказал он, – ты несправедлива и к самой себе, и к Цезарю».

Как бы то ни было, крепость оказалась во власти Октавиана, хранившиеся там сокровища были переписаны и вывезены, а позже Октавиан сам пришел к царице, обещал пощадить ее детей и разрешил похоронить Антония. Его речь была мягкой, но сердце – жестким, и он не сдержал слова. Он убил Цезариона, бежавшего из Пелусия и схваченного на пути в Эфиопию, и Антилла, сына Фульвии, который присоединился к своему отцу Антонию в Александрии. «Слишком много Цезарей – это не очень хорошо», – цинично сказал философ Арий, секретарь Октавиана, и тот понял его слова.