27 апреля 1911 г. султан Марокко Мулаи Хафид обратился к Франции за помощью против мятежников в городах Фес, Рабат и Мекнес. Французские войска пришли на помощь султану. Германия, поняв, что страна полностью попала в руки французов, потребовала компенсации. 1 июля у берега Адагира появилась канонерка «Пантера». Казалось, вот-вот вспыхнет франко-германская война. Британцы отреагировали на эти события с необычной решительностью. Ллойд Джордж в своей речи в резиденции лорд-мэра Лондона заявил, что Британия на стороне Франции. Когда же германский посол Меттерних заявил Грею протест, первый лорд адмиралтейства привел военно-морской флот в боевую готовность, поскольку он в любой момент может подвергнуться нападению. Германии пришлось выбирать между войной и отступлением. Она отступила, как и Россия во время боснийского кризиса.

Пользуясь возникшей в Европе критической ситуацией, Россия приложила много усилий летом 1911 г. для восстановления доминирующего положения в Тегеране, какое она занимала во времена правления Мозаффара эд-Дин-шаха и Мохаммада Али-шаха. Наиболее простым и наименее опасным способом вернуть прежнее положение было восстановить на троне Мохаммада Али-шаха.

Бывшему шаху выбрали для изгнания Одессу, где он трудился не покладая рук, чтобы вновь обрести корону. Десятки рьяных сторонников приезжали к нему за инструкциями и возвращались в Персию, чтобы интриговать и устраивать заговоры для возвращения своего свергнутого хозяина. Особенно эффективной пропаганда Мохаммада Али оказалась среди туркменских племен Горгана, где слухи о его близком возвращении распространились еще в марте 1910 г. Персидское правительство проинформировало Дж. Баркли, что Мохаммад Али подстрекает племена к мятежу; он пригласил двух вождей джафарбайских туркмен в Баку, где им были выданы крупные суммы денег. Подобные действия, утверждало персидское правительство, несовместимы с условиями протокола, подписанного Англией, Россией и Персией. Русское правительство все отрицало, но обещало предостеречь бывшего шаха от активных действий.

В Санкт-Петербурге хорошо знали о планах и действиях Мохаммада Али. Будучи полностью зависим от правительства страны, в которой он нашел убежище, бывший шах не скрывал от него свое желание вернуться в Персию. С помощью своих ближайших соратников, включая бывшего министра иностранных дел Са'да од-Дойлы, он неоднократно выяснял отношение русского правительства к своей возможной реставрации.

В Министерстве иностранных дел России персидскую революцию видели как английский заговор с целью подрыва власти шахов, которые за много лет превратились в послушные орудия России. Исходя из этого мечты Мохаммада Али о реставрации встретили там сочувственную, хотя и несколько двусмысленную, реакцию. Он был предан России и «под умелым руководством императорского русского дипломатического представительства» мог стать «полезным» правителем. Но в Министерстве иностранных дел понимали, что сторонники шаха разъединены и дезорганизованы. Не было никакой уверенности, что Мохаммад Али и верные ему племена смогут взять Тегеран без открытой поддержки или крупной финансовой помощи России. И все же анархия и беспорядок могли породить в Персии движение в поддержку Мохаммада Али. Его сторонники могли обрести силы, к ним мог присоединиться и юный Ахмад-шах. Вот тогда появление на персидской земле Мохаммада Али оказалось бы кстати, поэтому России не следовало создавать для этого какие-то препятствия. Мохаммаду Али дали понять: если он хочет вернуться в Персию, он должен это сделать на свой страх и риск.