Временами мы пробовали свои силы и нападали на небольшие охранные гарнизоны, одолевая их, уничтожали сооружения.

Во-вторых, мы тщательно отнеслись к подготовке партизан. Предстояло штурмовать дорогу. И вот к этому штурму мы стали готовить людей. Мы проводили соответствующие учения в лагере, а отдельные задачи «отрабатывали» во время мелких налетов на гарнизоны врага.

И, наконец, в-третьих, мы установили контакт с навлинским партизанским отрядом и отрядом «Смерть немецким оккупантам». Договариваясь о взаимодействии, мы отдавали себе ясный отчет, что для фундаментального, так сказать, налета на дорогу своих сил у нас было мало.

С секретарем Навлинского райкома, членом Орловского обкома и комиссаром навлинских отрядов Александром Васильевичем Суслиным я познакомился заочно.

Я получил от Суслина несколько записок.

Теперь я и Мажукин с разработанным во всех деталях планом налета на станцию Хмелево впервые поехали в отряд к Суслину.

Километрах в трех от лагеря нас задержала застава. Эта застава мне понравилась; прежде всего я обратил внимание на вооружение партизан, на их одежду, на дисциплину. Судя по внешнему виду, навлинцы были богаче нас. Рослый и белолицый начальник заставы, в белом полушубке и в кубанке с красной ленточкой, четко, по-военному, доложил, что он никого не может пропустить в лагерь без особого на то разрешения. Метрах в пяти за начальником заставы отчетливо был виден окоп, из которого на нас смотрело рыльце ручного пулемета и несколько винтовок. Даже можно было разглядеть ходы сообщения, стрелковые ячейки, пулеметные гнезда и завалы из толстых столетних сосен.

Попросив минуту подождать, начальник заставы спустился в окоп, и через несколько секунд мы услышали позывной звонок полевого телефона. Я посмотрел на Мажукина, он посмотрел на меня, восхищенно качнул головой и проговорил, не скрывая зависти:

— Как у командующего армии! Вот это сосед!

Начальник заставы получил по телефону разрешение, дал нам провожатого, юркого паренька, вооруженного карабином и немецкими гранатами. Через двадцать — тридцать минут мы въехали в лагерь. Собственно говоря, приходилось верить провожатому на слово, что это и есть лагерь. Как мы ни оглядывались, лагеря обнаружить не могли. Среди леса — коновязь и конюшня, покрытая хвойными ветвями, а слева — сложенные на лето сани. За деревьями я разглядел также несколько пушек и неподвижных часовых — вот и все.

— Где же лагерь? — спросил я провожатого.

— Да вот это и лагерь, — ответил он и, засмеявшись, подвел нас к ходу в земле, ведущему под толстое дерево.