Суслин мне понравился. Чисто выбритое обветренное лицо. Длинные, зачесанные назад волосы. Одет добротно и аккуратно, словно и не в лесу живет. Защитного цвета гимнастерка, из-под ворота которой виднелся белоснежный воротничок, черные суконные шаровары с красным кантом и новые яловые охотничьи сапоги. В правом углу его комнаты стояла большая железная печка — вернее сказать, бочка из-под бензина. В бочке было прорублено три отверстия. Одно служило поддувалом, второе (большое) дверцей топки, а третье (в верхнем дне) для трубы. Дрова горели с треском, бока печки быстро покрывались темнокрасными пятнами, и по ним беспрерывно начинали бегать крошечные искры. Через пять минут в комнате становилось жарко. На столе, покрытом белой крестьянской скатертью, лежал небольшой квадрат серой бумаги, на квадрате — чернильный прибор (хозяйство райкома), трофейный телефонный аппарат, связывавший секретаря райкома и командира отряда с отрядами и группами, и красивая шкатулка, наполненная самосадом. Табак! Да можно ли заменить чем-либо это сокровище, когда его нет? Ничем нельзя заменить. Мы с Мажукиным не преминули воздать шкатулке должное, и в наших руках немедленно задымились самокрутки. Разговор наш стал еще более оживленным. Мы говорили о прошлой деятельности, о планах на будущее, об успехах, о трудностях. Пануровский принимал участие в разговоре, лежа на нарах.

Суслин рассказал также о недавней встрече с Бондаренко и осведомился, получили ли мы посланное со связным нам письмо.

— За помощью для выполнения указаний обкома партии мы и приехали к вам, — сказал Мажукин.

Суслин и Пануровский одобрили наши планы в отношении налета на железную дорогу и охотно согласились взаимодействовать. Для этого они выделили группу капитана Саморокова численностью в шестьдесят пять человек с пулеметами, взрывчаткой и достаточным количеством боеприпасов.

Договорившись обо всем, мы с Мажукиным отправились к себе. Вечером 9 мая 1942 года наш отряд имени Щорса и группа партизан Суслина сосредоточились в двух-трех километрах от железной дороги и с наступлением темноты начали выдвигаться к заданным объектам. Ровно в 24 часа вверх взмыли две ракеты — красная и белая, означавшие, что станция занята.

Операция удалась блестяще. Немецкий гарнизон был разгромлен. Станция и путевое хозяйство разрушены.

В 3 часа ночи на дороге водворилась мертвая тишина. Без потерь мы вернулись на свои базы.

Я потому так коротко пишу об этой операции, что, хотя она и была проведена блестяще, желаемого результата достичь нам не удалось. Мы хотели нарушить движение на длительный срок, а дорога не работала лишь трое суток. На четвертые немцы вновь открыли движение, и вражеские поезда, точно дразня нас, шли в обе стороны через каждые пятнадцать — двадцать минут.