У одного из домов стоял совсем новенький немецкий военный мотоцикл с коляской и пулеметом. Здесь же, за углом хаты, поблескивала черно-синим лаком легковая автомашина. Мотоцикл и машину окружили люди. Да и я с любопытством оглядел машины: от такого зрелища уже отвык глаз.

День стоял жаркий, и даже в тенистой Гавани было нестерпимо душно. На небольшом кургане, полуостровом врезавшемся в залив Десны, я увидел группу людей. Одни сидели, другие лежали на зеленой траве. Среди них я заметил Мажукина и Фильковского, прибывших на совещание раньше меня. Я был на захваченном нами во время разгрома Красного Рога сером коне, по кличке «Волчок». Конь был отличный, с лебединой шеей. С полного галопа он принял положение «стоп», а затем дал «свечку», как на арене цирка, и встал как вкопанный.

— По вашему приказанию прибыл, — доложил я Мажукину.

— Украду коня, Андреев! — закричал Суслин. — Прячь подальше.

— Весь ваш артиллерийский парк утянем тогда за этого коня, — шутя ответил Мажукин.

— Ну, а на машине сойдемся?

— Бензин будет? Сколько бензина в придачу? — всерьез насторожился Мажукин.

— Бензин! Ишь чего захотел! Дам ползаправки скипидару, а в придачу все сосновые пни на территории Выгоничского района.

— Ну, спасибо. В особенности за сосновые пни.

— Мало? Хорошо, подкину еще скипидарный завод.

— Нет, не пойдет. Скипидарный завод мы попробуем сами оборудовать.

— Да, но машина!

— И машину как-нибудь раздобудем. Эка невидаль, немецкая машина! — смеялся Мажукин.

Я спешился, ординарец увел Волчка, и смех прекратился. Мажукин представил меня товарищам. Первым протянул мне руку смуглолицый человек. Во время шутливого торга Суслина с Мажукиным он посматривал на окружающих веселыми черными глазами и смеялся так, что содрогалось все его тело. Казалось, все одеяние его смеется вместе с ним: смеется ловко сидящая военная гимнастерка, кожаное снаряжение, на котором с одной стороны висела планшетка, а с другой — маузер, пилотка, лихо сдвинутая набекрень, папироска, торчащая в двух пальцах правой руки. И вдруг лицо его стало серьезным. Он протянул мне руку и отрекомендовался:

— Алексей Бондаренко.

Я спервоначалу даже опешил от неожиданности. Передо мной был человек, о котором я так много слышал от друзей, от Алексея Дарнева, переписывался с ним. Бывший комсомольский работник, веселый, энергичный, умный, он и теперь недалеко ушел от комсомольского возраста и, несмотря на молодость, слыл человеком хорошо знающим людей, отзывчивым, близко к сердцу принимающим их нужды. О военной доблести Бондаренко уже ходили в народе легенды. Рассказывали, например, что Бондаренко со своим отрядом проник в Трубчевск под видом крестьянского хлебного обоза. К великому ужасу немцев и полицаев, обоз этот вдруг заговорил винтовочным и пулеметным огнем, а к «подводчикам» присоединились граждане города и военнопленные.