И вспомнил вдруг Гаврюшина, вспомнил радость его… Как же: сын родился… Духи вон Аньке своей купил… А Антон? Да сроду он не покупал ничего Варваре. Принесет получку, сунет в комодку — и ладно: сама хозяйка купит что надо… Нет, негоже так жить, негоже…
Задумался Антон, задремал на опилках и увидел сон: будто на Восьмое марта купил Антон красный коробок с духами, принес, сунул Варваре в неверящие руки. Открыла жена коробок, обомлела… Тычком в плечо стряхнули сон Антона:
— Э! Разлегся тут! А ну, берись за носилки…
В подвале зашевелились «штрафники», и наверху уже стучали и размашисто фукали мощные лесорамы…
ЯЩУР
ЯЩУР
ЯЩУРI
Людей на разнарядке, как всегда, полно: трактористы, рабочие, бабы… Кому надо и кому не надо. По лавкам вприжимку сидят, стенки подпирают, у стола сгрудились. Галдеж, суетня, через дым в окошко не провидишь. Захар Кузьмич охрип: кому говоришь, тот только и слушает, остальным — хоть бы хны.
Агроном Степан Иваныч телефонную трубку сует чуть не в нос Захару Кузьмичу:
— Директор!
Тот хрипит:
— Тише, товарищи, тише! — Сам, зажимая трубку между ухом и плечом, успевает подмахнуть кому наряд, кому заявление, кому требование.
Только бросил трубку, опять загудели в попритихшей было конторе.
— Чего он? — спрашивает Степан Иваныч глазами.
— Городских привезли в подмогу! — Встал, пачку «Прибоя», коробок спичек сунул в карман. — Агафье накажешь: пусть уж и на городских завтрак стряпает. Давай тут… командуй. — И пошел, трогая руками чуть сторонящийся народ. Сам думает: