Опреснители работали исправно, но на семь тысяч человек пресной воды не хватало. Стали делить воду. Подставь свою кружку — нальют на весь день. Но не пробиться к кранам. Их охраняли юнкера с винтовками. Возле баков вспыхивали драки. Затаптывали. Даже Кадилов отступил — развел руками.

Олег пытался протолкнуться — вылетел из толпы как пробка и заплакал. Снова кинулся, вот-вот уже кран — нет, отбросило, оттеснило к борту.

Сами юнкера в охране пили сколько хотели… Какой-то полковник старался через головы подать юнкеру у крана свою пустую кружку, сперва грозно требовал, потом униженно молил налить хотя бы каплю. Но юнкер поддел штыком пустую кружку и, оскалясь, забросил ее к черту, далеко от охрипшего полковника.

Пассажиры со скомканными сменами белья, с френчами и галифе протискивались к матросам — обменять на воду. Многие пили морскую — зачерпывали за бортом консервными банками на веревочке. Олега от морской воды стало тошнить. Иные пили вино, потом у них начинались галлюцинации…

Многие заболели и лежали под шинелями вместе со здоровыми. Скончалась старуха, которую в кресле несли по набережной в Севастополе. Юнкера деловито сторговались с двумя солдатами, те снарядили и бросили старуху в море.

Какая-то компания, вооруженная карабинами, проломилась в трюм, завладела казенным имуществом, продуктами оторвавшегося от земли интендантства.

И нелепыми были семь, как в библии, тощих коров, которые топтались в загаженной загородке, скользили в навозе и тупо смотрели на сумасшедших людей.

Под лестницей рожала женщина, кусала руки, чтобы не кричать. А рядом, примостившись на ящике и едва прикрывшись шинелью, забавлялась разнузданная парочка… Олег почувствовал, что у него мутится рассудок.

Он старался найти хоть крупицу чистого, что еще оставалось в мире. Мысль о Лизе на секунду ослепила. Увидел ее отчетливо — искринки в глазах, веснушки на носу и скулах. Закрыл глаза, на минуту оглох.

А Кадилов подошел к Олегу, веселый, пьяноватый, с гитарой, и запел:

— Неправда, мы не навоз! — крикнул Олег и метнулся к офицерам, разложившим на чемоданах карты. — Господа, вернемся! Нужно сказать капитану! Сейчас же к берегу. Это вполне возможно. Кто со мной — к капитану!

За плеском волн, за голосами на палубе, за стонущим криком чаек в небе его не слышали (или не слушали?). Смотрели, тоскливо раскрыв глаза. Может, и нужно иным к берегу, но много было таких, у кого золото, вещи, а руки в крови. Эти не дадут повернуть пароход. У них и оружие… Один из игравших в карты отозвался:

— Хватит, мальчик, не шуми, и без того голова болит. Поди-ка, где-нибудь полежи или выпей, наконец.