Захмелевший Олег бормотал:

— Принимаю предложение Фрунзе, пожалуйста…

Кадилов пьяновато-угрожающе шипел:

— Не смей! Единственный друг… Смотри — убью! Алай-булай — крымские песни!

Ночью-загорелись провиантские склады и винные погреба. Ровно и сильно гудел вспыхнувший спирт. Говорили, что в синем пламени погибло много пьяных. Французы взорвали котлы стоявшего на ремонте крейсера «Память „Меркурия“». Утром железнодорожная станция и подъезды к пристани оказались устланными толстым слоем сухих табачных листьев. Мальчишки бегали в них, погружаясь по колено. Иные, посмелее, постарше, распарывали тюки, несли домой консервы. Олег видел, как водители двух танков завели моторы и пустили машины под обрыв.

Ударами ножен казачьи офицеры расчищали в толпе дорогу к пароходу для дяди с тетей, а с ними и для Олега с Кадиловым. Иные господа катили свои вещи в детских колясочках, судорожно проталкивались сквозь толпу. Впереди носильщики криво несли бархатное кресло с утонувшей в нем старой графиней. Из-за резной спинки выглядывала трясущаяся седая голова. В толпе хохотали:

— Это что за нетленные мощи?

— Старый режим умирать поехал с комфортом!

Перед самым трапом на «Мечту» Олег вдруг уперся, стиснул зубы, начал пятиться. Кадилов грубо подхватил его, свирепо, с ненавистью тряхнул и почти внес на пароход.

Потом Олег стоял, прижатый к борту, смотрел вниз. Видел, как на пристань выкатился автомобиль, но из него никто не вышел. Сбежались солдаты, открыли дверцу и вытащили безжизненное тело какого-то генерала. Это был несравненный кутила, генерал Май, Май-Маевский. Он умер по дороге на пристань, наверно, не выдержало сердце.

Вдруг на пристани забегали, послышалось: «Врангель! Вот он!» Тощий стройный Врангель резким широким шагом спускался по ступеням. Должно быть, он шел к воде, чтобы сесть в моторную лодку, которая доставит его на какой-нибудь крейсер, готовый покинуть крымские берега. Сойдя вниз, Врангель неожиданно повернулся, поднял голову и, глядя на город, длинными трепетными пальцами трижды ткнул в воздух впереди себя — перекрестил. Затем упал на колени и прикоснулся губами к камню, и только после этого, по-прежнему резкий, пошел к воде.

«Кривляется или с ума сошел, — подумал Олег. — Все сошли с ума, и я тоже…»

С руганью и стонами по трапу вползала на палубу плотная гусеница — тягучее месиво из тел и узлов. Тянулись головы… Острое желание броситься вниз, на берег, пусть по головам, протиснуться сквозь поток, спастись — пронизало Олега. Однако он не двинулся с места, не в силах преодолеть измучившие его колебания. Сел у борта на палубу и разрыдался. Потом вдруг вскочил со страшной решимостью… и увидел, как расширяется полоса воды между стенкой пристани и пароходом: «Мечта» снялась.