Сперва Валерия, а вслед за нею, с разницей в какую-то секунду, брюнет и Анатолий повернули головы к шкафу, чтобы установить причину, вызвавшую неудовольствие профессора, и увидели, что к столу, не сводя лихорадочно блестевших глаз с Епископосова, медленно приближалась Валентина Даниловна. На ней была белая, похожая на балахон ночная рубашка, отчего Епископосов в первый момент принял ее за привидение.

— Смотрите, кто сюда пожаловал! — весело воскликнул брюнет. — Бабуся вышла на разминку. Физкульт-привет!

Он сказал это не столько для того, чтобы снять нараставшую снежным комом напряженность, сколько из желания угодить Валерии, так как с ее слов четко уяснил себе, что она люто ненавидит глухую свекровь.

Между тем Валентина Даниловна, еле слышно шелестя по полу босыми ступнями и заметно припадая на правую ногу, подходила все ближе и ближе.

— Не обращайте внимания, Георгий Аристакесович, — пренебрежительно добавил брюнет. — Она совершенно безобидная и глухая как пень.

Епископосов сощурился и стиснул зубы, предчувствуя, что появление черт знает откуда взявшейся старухи с печатью смерти на изможденном, тронутом безумием лице не сулит ему ничего доброго. Неужели именно в этом кроется подвох, тщательно разработанный Аристарховым? Георгий Аристакесович покосился на хозяина дома, но не пришел к определенному выводу, подтверждающему или опровергающему его догадку, ибо как поза Аристархова — тот уронил голову на грудь и бессильно опустил плечи, — так и выражение лица указывали лишь на неимоверную растерянность, граничащую с паникой. Что это — искусное притворство, основанное на системе Станиславского, или же подлинная реакция, далекая от всяческого актерства? Если первое, то Аристархов переигрывает, а если…

Валентина Даниловна оперлась левой рукой о столешницу на равном расстоянии между брюнетом и Анатолием, приложила правую к птицей трепыхавшемуся в груди сердцу и, по-прежнему буравя глазами сидевшего напротив Епископосова, срывающимся от гнева голосом спросила:

— Как же вы дошли до жизни такой? Ну, отвечайте!

— Позвольте, я ничего не понимаю! — раздраженно бросил Епископосов, отодвигаясь вместе со стулом. — На каком основании эта… мм… старая дама…

Брюнет поймал взгляд Епископосова и устремился на помощь.

— Анатолий Григорьевич! — вскричал он. — Ты бы призвал бабусю к порядку!

Анатолий застыл и, подобно впервые пойманному с поличным, начинающему карманнику, готов был провалиться сквозь землю от жгучего стыда и отчаяния. Как он мог забыть, что все проданные им вещи принадлежат матери? Его голова склонилась еще ниже, а очки сползли с носа, в падении отскочили от колена и отлетели куда-то под стол.