— Давай скорей, Прошка, а то вон Лепендин идет, отымет половину!..
И уж только когда все стаскал с весов на подводу, сам залез, сидит, гордо улыбается.
А тут Иван Шанявай плетется на нетвердых ногах с пустым мешком на плече.
— Это столько ты отхватил? — удивляется Иван и ощупывает мешки на телеге. — Это все твое?..
— Нет, дядино, — отвечает Прохор и лениво глядит на руку Ивана. Ему хочется сказать: «Убери свои грабли, не трожь», — но что-то нынче удерживает его от таких слов, ему даже хочется пошутить с Иваном, сказать ему что-нибудь хорошее. Но Иван сам говорит:
— С такого урожая, сосед, не грех и блины заказать, пироги да чарочку и — «Семенову Ульяну»!.. Эх, люблю!..
— А что ж, и выпьем! И «Семенову Ульяну» споем!..
— Ында, ында! — трясет Иван головой. — Пойду и я получать.
Прохор, снисходительно озирая толпящихся у церкви мужиков и баб, трогает лошадь. И на всю площадь слышно, как туго скрипят колеса тяжело груженной телеги.
Вот какая нынче осень в Урани!
И хоть давно отцвела травка-муравка, и деревья опавшие сквозят, и хоть грачи уже сбиваются в огромные стаи, собираются в теплые края, и уж вот-вот грянут тяжелые осенние дожди, а там и снег, и зима!.. — но как и эта будущая зима не похожа на все те, прежние зимы, которые пережила Урань! Как не похоже и вот это ожидание зимы!..
4
Лепендин уезжал рано утром.
Конюх уже подогнал тележку к воротам, и в избе было слышно, как жеребец бьет ногой в подмерзшую за ночь землю.
Старуха-мать суетилась возле раскрытого чемодана, стараясь запихнуть в него еще одно сваренное яичко, еще один пирожок с картошкой: слава богу, было из чего печь сыну подорожники!..
— Ну, хватит, хватит! — сказал Владимир, ласково отстраняя мать от чемодана. — Видишь, не закрывается.
Потом он подошел к отцу, растерянно стоявшему посреди избы.
— Давай, батя, живите тут ладом, — сказал он и обнял отца. Вот отца ему жалко было оставлять, и когда он обнял его костлявые жидкие плечи, то едва сдержал слезы.
А мать как-то робко ткнулась головой ему в грудь и, точно испугавшись чего-то, запричитала вдруг, заплакала.
Владимир улыбнулся.