Когда я покончил с хлопьями, он взял у меня тарелку и отнес к маленькой раковине в углу, ополоснул ее и тщательно вытер ярко-красным полотенцем. Потом обернулся ко мне и скрестил на груди свои громадные руки.

— Жаль, что обстоятельства не позволяют, а то мог бы остаться тут пожить, мы бы узнали друг друга получше, — сказал он с легкой улыбкой. Потом покачал головой. — Но обстоятельства не позволяют, поэтому уезжай. К своей семье. Там, на севере.

Вскоре с бензозаправочной станции вернулся Бобби Ли, и я залез на заднее сиденье машины, приготовившись ехать. Я все еще чувствовал себя неважно, но температура спала, и я цеплялся за надежду, что мы вот-вот поедем.

— Береги себя, мистер «Хорошо», — сказал Карл, нагибаясь к окну и протягивая мне клочок бумаги с телефонным номером. Потом он повернулся к Бобби Ли и сказал ему: — Если его отец не позвонит мне через двенадцать часов и не скажет, что с ним все в порядке, я звоню в полицию, и они начнут охоту за тобой, как за паршивой собакой. Ты именно это и есть, братишка. Верни его, это твой единственный шанс, даю его тебе в память о нашей матери. Когда вернешься из Чикаго, то дуй прямо в Канаду. Они там не такие ушлые, и может быть, и попадутся на один из твоих трюков.

Бобби Ли смотрел прямо перед собой и ничего не говорил.

— Вот вам, — сказал Карл, передавая Бобби Ли два коричневых пакета. — В одном содовая вода и кое-что перекусить для мальчика, в другом луковицы тюльпанов для кладбища. На случай, если все же дойдешь до него. Вы были знакомы с детского сада, а ты так и не почтил ее память. Что ты за человек такой?

— Черт, да я только недавно узнал, где она. Схожу, не беспокойся, — ответил Бобби Ли. — Как приеду, так прямо и пойду. — Он взял пакеты и положил на переднее сиденье рядом с собой. Потом завел фургон и поехал, выстрелив в Карла гравием из-под колес и дымом.

Мы ехали по сельской местности, которую в другое время я бы назвал красивой, проезжали мимо холмов, которые Бобби Ли называл буграми. «Это просто невысокие холмы, но люди здесь почему-то называют их буграми». Говорил Бобби Ли тихо, выглядел почти спокойно, вел машину, выставив локоть в окно, и ветерок отдувал ему волосы назад. «А вон там гнездо канюка, было, по крайней мере, — говорил он, показывая на поросший деревьями участок земли. — Там, за деревьями, жила стая канюков. На них стоило посмотреть. Помню, как один раз я ехал здесь еще с твоей мамой. Мы тогда думали перебраться сюда. Это было давно. Мы часто сюда приезжали, ее родственница жила в Луисвилле. Ее двоюродная сестра».