— Значит, ты нашел то, что искал?

Впервые за их совместную жизнь Клод дал ей прямой ответ. Он сказал: «Да».

Больше он ничего не сказал, а она ничего не спросила.

Потом они легли в постель. С годами их манера заниматься любовью неощутимо изменилась. Когда-то они пылали дикой страстью, словно стремясь пресытиться друг другом. Теперь же это была чудесная передышка от долгого воздержания — в те месяцы, пока Клод был в отъезде.

* * *

Через два дня после возвращения Клод сильно заболел. Поначалу его болезнь казалась обычной простудой. Разве что она не поддавалась обычным домашним средствам. Когда температура у Клода поднялась настолько, что он начал бредить, Милочка Мэгги послала за доктором.

— Похоже на грипп. Да, испанская лихорадка. Странно, однако. У нас ее не было со времен мировой войны. Странно…

— У детей есть какие-нибудь симптомы?

— У детей?

— Она очень заразна, и боюсь, миссис Бассетт, детям придется уехать.

— Нет!

— Они слишком малы, чтобы выжить, если… Вы же не хотите, чтобы с кем-нибудь из них что-нибудь случилось, верно?

— Нет, конечно же, нет!

— Мне придется уведомить приют. — Этот врач был приютским педиатром.

Через два часа медсестра с помощницей приехали за детьми на машине. Они не позволили Милочке Мэгги самой одеть малышей. Одежду и одеяла они привезли с собой из приюта. Заходя в комнату к детям, они надели марлевые повязки. Медсестра была очень сурова с Милочкой Мэгги, резко заявив, что та должна была уведомить приют намного раньше. Конечно же, Милочке Мэгги даже не позволили попрощаться с детьми.

«Вот так, вдруг, и конец, — думала Милочка Мэгги. — Я не должна думать о детях. У меня есть Клод. Пожалуйста, Господи, — молилась она, — не позволь, чтобы с ним что-нибудь случилось. Дева Мария, матерь Божья, умоляю тебя…»

С гриппом Клод справился. Но он очень ослабел. И сколько бы Милочка Мэгги за ним ни ухаживала, сколько бы ни кормила его яичным кремом и ни поила куриным бульоном, лучше ему не становилось. Она ставила кресло-качалку рядом с угольной печью и клала в нее подушки. Клод садился в кресло, и она подставляла ему под ноги скамеечку и накрывала колени пледом.

Клод был вполне доволен, сидя в кресле-качалке с привезенной им когда-то сиамской кошкой на коленях и наблюдая за тем, как Милочка Мэгги хлопочет по хозяйству. Он смотрел, как бежит время, улыбаясь, когда в часах куковала кукушка, а канарейка восторженно заливалась ответными трелями.

— Мы с тобой одни, любовь моя. В первый раз. Твой отец переехал, и Денни тоже… — Клод не упоминал о детях, потому что знал, что Милочка Мэгги расплачется.