— Вроде ты немного…

Он замялся.

— Постарела? — усмехнулась Антонина.

Василий укоризненно взглянул на нее:

— Скажешь тоже…

Он был все такой же, ласковый, истосковавшийся по ней, по ее совету, по ее близости. Она была для него всем — другом, женой, опорой…

Дома было тепло, пол чисто вымыт, на столе в голубом стеклянном кувшине синел букет васильков.

— Еще вчера собрал, — пояснил Василий, — все боялся, чтобы не завяли к твоему приезду.

Антонина обвела взглядом похорошевшую, словно бы принарядившуюся горницу. Подошла к Василию, закинула руки на его плечи.

— И я по тебе так соскучилась!

5

5

Юлька лежала у себя в боковушке. Еще с порога Антонина увидела, как блестят ее глаза. Быстро подошла.

— Ты что? Заболела?

Юлька не успела ответить. Из-за перегородки раздался голос мачехи:

— Как же, заболела! Дурью мучается…

Антонина, не слушая ее, села на топчан, вглядываясь в Юльку. Лицо Юльки было мертвенно-бледным, прямые волосы сбились на лбу. Глядя на Антонину блестящими, расширившимися глазами, Юлька повыше натянула на себя одеяло.

— Что с тобой? — спросила Антонина. — Мне-то хоть скажи!

Юлька отвернулась. У Антонины заныло сердце — такая у Юльки шея тонкая, в голубых жилках, словно у цыпленка. Обняла ее, прижалась щекой к ее щеке. Юлька лежала будто каменная, не шелохнулась.

— А у тебя жар, — сказала Антонина. — Давай-ка измерим температуру.