«Все!» — прошептал Петро.

Мы потащили его дальше. По траве вился кровавый след.

С шоссейки доносились выкрики. Должно быть, подъехали еще немецкие машины. Послышались автоматные очереди, вслепую.

«Все!» — прохрипел Петро. Каждое движение — мы тащили его прямо по траве, — наверно, причиняло ему нестерпимую боль. «Все!» — услышали мы снова и остановились. Взглянув на меня, он сказал: «Найдешь Софию и малого… Помоги им. А меня… Дигтяр, приказываю: пристрели, чтоб гады не мучили».

Дигтяр, почему-то прищурившись, прыгнул в сторону и пополз.

«Эх, ты…» — простонал Петро.

«Не оставлю тебя…» — Я хотел погибнуть вместе с ним.

«Прощай! Делай, что я приказал… И сразу к командиру…»

Я доложил командиру отряда про операцию на рельсах, про Петра. Только о Дигтяре умолчал. Командир положил мне руку на плечо: «Понимаю, тебе тяжело. Но Петро правильно распорядился. Ничего не поделаешь…»

4

4

…Теперь про Василя Дигтяра и про то, как сложилась (или не сложилась) наша жизнь.

Он поехал в свою Смелу и оказался там в одном из учреждений, название которых начинается на «рай». Вообще таких «раев» Дигтяр сменил чуть ли не десяток — в Смеле, в Жашкове, в Умани. Его не раз, как он говорил, «перекидывали».

Меня жизнь кидала по-другому. Когда Дигтяр через пять лет появился в Киеве, я впроголодь заканчивал художественный институт. Творческие мечты пока оставались мечтами, а ближайшей перспективой было стать учителем рисования в школе.

— Только и всего?! — воскликнул Дигтяр.

Василь не расспрашивал, как мне жилось. Вероятно, самый вид нашей комнаты говорил об этом лучше всяких слов. А жилось трудно. Во все время учебы мне приходилось подрабатывать, и неизвестно было, сколько еще лет мне придется так подрабатывать — ведь зарплата учителя так мизерна. Вспомните те годы. А семья… Не брезговал никакой работой. Писал лозунги и объявления в клубах, красил стены в квартирах, а то и грузил мешки на товарной станции.

Дигтяр в то время был уже главой какого-то «рая». Вспомнил! Райпотребсоюза.

Посидели мы в той самой комнате, только теперь нас было трое: появилась Валя, а в самодельной колясочке — Оксанка.

Мы и в тот раз пошли к Софии и Валерику, который уже стал школьником. Встретили меня так, как за эти годы вошло в обычай: Валерик радостным возгласом («дядя Олег!»), София с искренней приязнью. При постороннем (Дигтяра Валерик не мог помнить) он не кинулся мне на шею, а протянул обе руки и на миг прижался головой к моей груди.