Строгий — на этот раз — голос майора подействовал.

Шофер получил приказ подвезти нас поближе к Висле.

Довольно крутой склон — и вот он, берег. На льду, в который была закована Висла, темнела протоптанная тропинка.

Молча перешли замерзшую реку. Пожилой мужчина, стоявший рядом со мной в кузове грузовика, сказал, что они идут к своим бывшим жилищам. Каждый к своему. Кое-кто из них не был здесь больше года, а он — с сентября тридцать девятого.

Он говорил об этом, пока продолжался короткий перекур. Я почувствовал, какое нервное напряжение охватило этих людей. Даже страх перед неизвестным: что они увидят? Собственно, этот перекур был душевной потребностью — хоть минуту повременить.

Помолчав, мой спутник добавил:

— Если хотите, пойдемте со мной.

— Спасибо, но…

Я понимал, что ему сейчас лучше побыть одному.

У меня тоже было такое желание.

Точно так я ходил по руинам опустошенного Сталинграда, откуда стелились дороги на Запад, и проходили они через десятки истерзанных городов, сожженных сел, где над пепелищами торчали только почерневшие трубы. Словно обгорелые руки, они с неслышным стоном тянулись вверх.

И вот — Варшава.

Накануне, когда мы с капитаном Дембицким блуждали по каменной пустыне погибшего города, мы видели лишь нескольких одиноких прохожих. Они как призраки вдруг возникали среди руин и тут же куда-то исчезали.

Теперь почти на каждой улице (бывшей) можно было увидеть людей.

Кто-то, закрыв лицо руками, стоял прислонившись плечом к остаткам стены, над его головой несколько оконных проемов темными глазницами зияли в пустоту. Кто-то с поднятой головой стоял и, как окаменевший, смотрел на верх расколотого дома, откуда, зацепившись за что-то, свисала железная кровать. А многие, стоя на четвереньках, разгребали руками кучи пепла и щебня.

Теперь я еще сильнее, не только умом, но и сердцем, ощутил: это — кладбище. Гигантское, необозримое кладбище сотен тысяч расстрелянных, растерзанных, заживо сожженных варшавян.

Уже на обратном пути к Висле я увидел на развалинах небольшого дома две стоявшие на коленях фигуры — большую и маленькую. Низко склоняясь головами, они молились.

Тихо ступая, я осторожно прошел мимо и вдруг услышал позади себя звонкое, детское: