А еще улыбчивый эрудит мог тактично поспорить с египтологом по поводу периодизации старой египетской письменности, первые памятники которой появились на рубеже IV и III тысячелетий до нашей эры. При случае обменяться мыслями с арабистом о поэзии и философских взглядах знаменитого Абу-ль-Ала-Маарри — Багдад, X—XI столетий нашей эры. Мог напомнить знатоку испанской литературы, что роман «Дон-Кихот» Сервантес начал писать в севильской тюрьме в 1602 году. А если бы нашелся жаждущий узнать некоторые подробности о жизни Боккаччо той поры, когда он писал двадцать седьмую новеллу «Декамерона», то лучшего источника информации, чем этот человек, нечего было и искать. Недаром десятки его учеников были лучшими преподавателями иностранных языков.

К Калиновичу профессор-полиглот относился с искренней приязнью. Видел в его особе внимательного слушателя.

Неудивительно, что, встретившись в один прекрасный вечер на тихой аллее городского парка, они обрадовались друг другу.

— Ездили куда-нибудь? — излучая непритворную радость, спросил профессор. — Звоню, звоню, никто не отзывается.

Пребывая в основном под облаками, он забыл, что Калинович живет уже на другой улице и даже в другом районе. Это тоже было одной из черт чудака: его уникальная память упускала все, что касалось будничных событий.

— Мефодий Бонифатьевич! — с легким укором воскликнул Калинович. — Я же вам трижды записывал свой новый адрес и телефон.

— Правда? Приношу свои извинения и запишу опять…

Разговор шел, как всегда, о книжных и журнальных новинках, появившихся за то время, что они не виделись. Калинович, правда, больше слушал. Было что слушать!

Потом профессор прочитал на память несколько стихотворений своего любимого поэта, переводы которого только что появились в продаже. А потом, увлекшись, стал для сравнения читать их в оригинале, верно считая, что французский язык должен знать каждый.

Уже прощаясь, Калинович отважился заговорить о своих заботах:

— Понимаете, Мефодий Бонифатьевич, прицепилось откуда-то… Может, читал и забыл… Нет, такое я б не мог забыть. Наверно, где-то услышал обрывок фразы.

Он смущенно смотрел на своего собеседника.

— Леонтий Максимович, не пойму, о чем это вы толкуете? Какой отрывок?

Калинович захлопал глазами. Бормотал, бормотал, а не сказал, в чем же дело. Те два слова так въелись в мозг, что казалось, их знают все.

— Накорми ворона… — чуть не шепотом проговорил он и замолк, не надеясь на ответ.

Мефодий Бонифатьевич, излучая своей улыбкой полную доброжелательность, сразу же объяснил:

— Это, да будет вам известно, первые слова испанской поговорки. А звучит она так: «Накорми ворона, а он тебе выклюет глаз».