Соседка засмеялась:

— Шутите, Леонтий Максимович. Кто это будет кормить воронов? Это такая птица… — согнутыми пальцами, как когтями, сжала себе горло. — Пейте чай, а то простынет.

Утром Калинович проснулся поздней обычного. Пошел в кухню. Принялся у плиты хозяйничать. Яичница и чай — почти постоянный завтрак.

— Доброе утро! — приветствовал его сосед.

— Доброе, доброе, Иван Иванович. На службу собрались?

Вошла и Евгения Петровна:

— С солнышком вас, Леонтий Максимович. Как вы себя чувствуете?

— Порядок! — Калинович шутливо вытянулся. — Солдат всегда солдат…

— Может, что-нибудь…

Калинович перебил:

— Это я должен у вас спрашивать… Вы люди работающие, а я — свободный от дел пенсионер. Может, что-нибудь надо?

— А нам надо, чтоб вы здоровы были.

— Буду! Получил приказ — должен выполнять.

Соседи шли на работу. Он завтракал. Потом наступали тихие часы, к которым он сначала никак не мог приспособиться. В ушах еще долго звучал грохот узловой станции, где он работал последние двадцать лет.

Беспрерывные движенье и шум сменились внезапной тишиной. Как на фронте после боя.

А что делают пенсионеры, имея за плечами, к примеру, трудовой стаж, как у Калиновича: в полвека длиной? Начинают вспоминать. Вслед за этим появляется желание — кое-что записать на бумаге. Может быть, когда-нибудь потом прочитают.

Не миновало это, так сказать, стихийное движение и Леонтия Максимовича.

Однако в последние месяцы пришлось отложить толстую тетрадь, что уже стала как бы близким существом. Не с каждым так откровенно поговоришь! А пришлось отложить: нервничал из-за обмена квартиры и других житейских дел. Круговерть!..

Мысленно поспорил с одноруким Матвеем Набокой: «Нет, Матвей! Нам, нам надо свое слово о войне сказать. Маршалы о целых фронтах, а мы о своем солдатском окопе. Вот и будет полная картина. А побасенки дезертиров — на свалку!»

Да не получалось сегодня ничего с писаньем. Калинович отложил тетрадь. Пускай еще немного подождет.