Вы слышите, Марина Филипповна? Именно это она сказала. Если б кирпич упал мне на голову, я бы не был так ошеломлен, как от этих слов. Вероятно, моя физиономия имела такое идиотское выражение, что Майя давилась от смеха. А по-моему, она должна была плакать и просить прощения. «Ой, Ромчик, — смеялась она, — ты до сих пор не научился проще смотреть на вещи. Будь современным человеком. Ну что тут такого? Пришла — ушла и опять пришла…» Я схватил ее за руку и сжал так, что она вскрикнула от боли. Еще миг — и я хлестнул бы по щекам, которые давно разучились краснеть. «А это уже глупость, — спокойно сказала она, вырывая руку. — Остынь, все в порядке. А теперь я побежала». Я крикнул: «Беги, и чтоб я тебя больше не видел. Никогда, никогда!» Она задержалась у дверей и прошептала: «Как хорошо было… И так каждое воскресенье. Только не будь глупышом». Я выругался. Бросил грязное слово. Она засмеялась. Даже с лестницы до меня доносился ее чудовищный смех. И еще — беззаботный цокот каблучков. И вот теперь…

В телефонной трубке послышался вздох.

— Простите, Марина Филипповна. Я тут такого наговорил, что завтра неловко будет смотреть вам в глаза.

В трубке снова послышался вздох, и женский голос грустно произнес:

— Не горюйте. Вы меня не увидите.

— Что случилось, Марина Филипповна?

— В сущности, ничего страшного. Только ошибка с самого начала. Понимаете, я тоже Марина. Но не Филипповна.

— Погодите, как же так?

— Я же вам говорила, — жалобно вымолвила женщина. — И не раз… Что вы ошиблись. Но вы не давали мне возможности объяснить. Вы перепутали номер телефона.

— Идиот! Если б только номер телефона. Все перепуталось у меня в голове.

— Кроме того… — в мягком голосе женщины чувствовалось желание оправдаться. — Если б я положила трубку, вы подумали бы, что это сделала та Марина, ваша знакомая. И верно, еще сильней расстроились бы.

— Вы очень заботливы…

— Представляю, какой вы сейчас злой… А еще… Только не сердитесь. А еще и потому не положила трубку, что… Простите, это некрасиво с моей стороны, — очень хотелось выслушать до конца.

— Ну конечно, — язвительно бросил он. — Неуемное и всемогущее женское любопытство.

— Нет, — грустно сказала она. — Как вам сказать?.. Это трудно объяснить. Однако именно вы, возможно, и поймете. Я слушала вас, а слышала рассказ о собственной судьбе. Разлука, одиночество, озлобленность. И при всем том — такое же, как и у вас, чувство к виновнику. Ничего не могла перечеркнуть… — Голос на миг прервался, — Поверьте, женщине труднее. Видите, я отвечаю вам откровенностью на откровенность.