— А у нас, Ирочка, еще утром был разговор: «Как мужчина с мужчиной…» Так начал Сашко свое историческое заявление.
Огиенко засмеялся и чмокнул жену в щеку.
— Я и сам… — Он вздохнул, развел руками. — Молодо-зелено. Но что поделаешь? Запретить? Уговаривать? Ха-ха, нынче это мало действует.
Слушала и кусала губы. Мужчины, они всегда толстокожие. Мог бы позвонить ей на работу. Мог бы прибежать взволнованный: «Знаешь, что сказал Сашко?»
Вот и сейчас стоит усмехается.
— Молодо-зелено… А с другой стороны, Ирочка, как посмотришь на бородатых холостяков, что разгуливают с накрашенными девками… До тридцати лет! Так лучше пусть уж смолоду. Дивчина вроде серьезная. И он у нас не ветрогон. Сашко говорит: семья у них хорошая. Ведь он будет жить там, у них.
— У них? — побледнела Ира.
Бросился к ней, она даже пошатнулась.
— Как ты меня напугала! — воскликнул сердито, но теплые руки обняли нежно. — Пойми, у них три комнаты. Где удобнее? Не о себе же должны думать?
Ира согласно кивнула головой. Конечно, не о себе. Руки мужа казались ледяными. Отстранилась и горько сказала:
— И это без меня решили.
— Ну, Ирочка… — вздохнул он. — Сядь, пожалуйста и обсудим спокойно.
Тимофей заговорил, как всегда, неторопливо и рассудительно. И для него это была полная неожиданность… Лучше бы после института. А терпения, видишь, не хватило. Что поделаешь? Остается принять все реалистически. То же и с квартирой. У нас две, тесненькие, а там три комнаты. Сашко говорит — большие. Одна дочка… — Помолчал. — Мне и самому неприятно. Выходит, сын в примаки идет. А что поделаешь? Потом, когда начнут работать, так, может, вместе со сватами на кооперативную квартиру соберемся… Не горюй, Ирочка.
Верно, все нормально. Сын женится, кого этим удивишь? Неужто всех матерей так колотит, у всех такая тревожная ночь?
Тимофей растолковал все как следует. Он и спит — рядом — рассудительно и реалистически. А я — мать, мать… Вся прожитая до сих пор жизнь словно сжалась в эти три-четыре часа, что минули после Сашкиного «мы решили». Годы промчались вихрем. Ведь так недавно купала его в маленьком деревянном корыте, которое привезла из Калиновки тетя Мотря. А первые его шаги от кроватки к столу. А первое слово — смешное «бу-бу-бу», которое означало десятки разных вещей.
Тихонько всхлипнула.
— Спи, Ира, — сонно пробормотал Тимофей. — Жизнь мудрей, чем наши умничанья…
— Боюсь чего-то, так боюсь…
— Выдумываешь страхи. Спи!
— Ой, Тимош, не спится. — Придвинулась ближе. — Как он там будет себя чувствовать? А мы тут — без Сашка. Страшно. — Дрожь пробежала по ее телу. — Ой, как холодно…