Сашко, покраснев, уставился взглядом в пол.

У Тимофея лицо передернулось, не поворачивая головы сердито смотрел на сына.

— Чуточку отдохну, — сказала она, садясь в кресло. — А ваши секреты, может, отложим на завтра?

Сашко дернулся, взглянул на отца и снова опустил голову.

— На завтра, Ира, отложить нельзя… — Каждое слово Тимофей выдавливал из себя, словно оно царапало ему горло.

— Нельзя, так говори.

Она смотрела то на сына, то на мужа.

— Понимаешь, Ира… Тут одно неприятное… кхм… обстоятельство. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к этому. И Сашко тоже. Но у этих людей… — Тимофей посмотрел на нее затуманенными, скорей, погасшими глазами и крутанул головой. — Как тебе сказать? Предубеждение или пережитки? Сашко говорит, что Юля совсем не такая, как ее родители. Да и они со временем… А пока что, понимаешь…

— Пока что я ничего не понимаю, — бросила, холодея от тревоги.

Из глубины пережитого вынырнула догадка, но она отбросила ее, как что-то абсолютно невозможное.

— Они… То есть Юлины родители, — терзал свое горло Тимофей, — они, понимаешь, не любят…

— Кого? Меня?

— Ты здесь ни при чем. Юлин отец, говорит Саша, порядочный человек. А вот его будущая теща, — он ткнул пальцем в сторону сына, — видимо, мещанка из мещанок. Пережитки. Идиотские предубеждения. И… и всякое такое.

— Видимо, я глупа, ничего не понимаю.

Тимофей побагровел.

— Ну говори! — бросил сердитый взгляд на сына.

Новенький пепельного цвета костюм, белая сорочка с узеньким модным галстуком сейчас никак не шли к бесцветному лицу и беспомощному виду Сашка. Молчал.

Тимофей ждал еще несколько томительно долгих секунд. Сашко молчал.

— Понимаешь, — сказал за него Тимофей, — потом они увидят и поймут, какая ты. Как мы тебя любим… Но сегодня… Саша хотел бы, чтоб первая встреча не была омрачена.

— Значит, сегодня лучше без меня? Да? Чтоб не омрачать?