Поэтому он с таким интересом бродил по развалинам древнего Аннау, которых больше не существует. Большое землетрясение кончило мечеть с драконами, а тогда мы долго любовались этими китайскими персонажами в странном сочетании с мозаиками Ислама.
Владимир Луговской удивленно смотрел, как скачет туркмен, молодой, лихой, смеющийся наездник, который состязается с поездом, — то придержит коня, то даст ему волю и проскакивает мимо окон поезда, откуда смотрят пассажиры, крича всякие похвалы молодому спортсмену, который так легко побеждает железного коня.
— Что это такое?
— Это, — отвечали поэту, — это весна! Молодой джигит полон сил. И он хочет веселиться, чувствовать быстроту, силу, романтику… Весна!
И памятник великому Ленину в Ашхабаде был тоже необыкновенный. Над высоким каменным квадратом, стены которого были украшены мозаичными коврами и блистающими узорами, похожими на творения древних мастеров, стоял Ленин. В привычной позе, но в непривычном светло-зеленом костюме, весь какой-то весенний и легкий.
— Почему он такой? Почему костюм зеленый?
— Потому, что мастера, делавшие памятник, нашли такой состав бронзы, который сначала светится светло-зеленым, со временем потемнеет, примет другой оттенок и тогда сохранится на века. А пока его обработает время, он будет стоять таким весенним, таким необычным.
Володя Луговской пришелся Туркмении в самый раз. Его романтический характер, его энергия, требовавшая большого движения, нашли здесь все, что требовалось для создания настоящих, живых, полнокровных стихов. И они зародились этой необыкновенной весной…
2. Перед лицом пустыни
2. Перед лицом пустыни
«Принять их, как меня!» — написал коменданту Кушки наш друг в Ашхабаде, комбриг Медников. И комендант самой южной крепости Советского Союза предоставил нам все возможности познакомиться с пограничной жизнью.
Будапештский садовник Сабо, человек широкоплечий, невысокий, как говорится, неладно скроенный, но крепко сшитый, прошедший гражданскую войну в рядах Красной Армии, был комендантом Кушки и очень внимательно отнесся к работе писательской бригады.
Принимая во внимание особые условия жизни в этом районе в те довольно далекие от сегодняшнего времени дни, он сам пришел напутствовать нас в поездку по пустыне.
Он вникал во все мелочи, до всего ему было дело. Кони вставали на дыбы, звенело оружие, подтягивали подпруги, вымеривали стремена, — словом, вокруг было самое боевое оживление, точно наш маленький отряд должен был совершить большой и трудный рейд.
Когда все сели на коней и кони чуть приутихли, а всадники постарались построиться в две линии, Сабо простер свою маленькую железную руку, как бы указуя направление, и сказал по-русски с чуть заметным акцентом небольшую речь.