Как на любой стоянке в пути, люди долины Сумбара красочны и любят поговорить. Бесчисленны их вопросы, как бесчисленны пиалы зеленого чая. Потом снова ногу в стремя, и ветер ущелья обвевает наши разгоряченные, обожженные донельзя безжалостным солнцем щеки.
Ветер! Ветер — любимый образ Луговского. Мы начали туркменское путешествие, и с самого начала на вечерах Луговской много и хорошо читал свою «Песню о ветре». «Ветер, брат моей жизни», — напишет он впоследствии. И про это ущелье он скажет: «По этой дороге теплых ветров…» Да, мы скачем, как будто копыта выбивают ритм:
Эй! Эй! По ущелью Шал-Чиклена, Между отвесных Галочьих скал…
Мы скачем. Я смотрю на Луговского и не узнаю в этом добром наезднике того городского, столичного завсегдатая литературных собраний и дискуссий, который несколько месяцев назад покинул Москву. Широкоплечий, с решительными движениями, строгий, подобранный, втянувшийся в трудную, кочевую жизнь, — передо мной совсем другой человек.
Сейчас он, как и я, переживает эти горные дороги, эти дебри Сумбара, эти странные дни, которые врезаются в душу и которые запомнятся навсегда. Я тоже по-своему наслаждаюсь и чудным солнечным днем, и воспоминанием о том, что я видел в эту туркменскую поездку. Мы набиты впечатлениями. Они просто спрессованы в нас — так их много.
Но есть и другое. Говорят, что самый плохой путешественник — тот, который, отправляясь в путь, уже думает о дне возвращения. Я чувствую, что здесь будет наоборот. Вернувшись в Москву, Володя Луговской снова переживет наше путешествие и снова направится в эти края, без которых он уже не сможет жить.
Я смотрю на его торжественное лицо, на улыбку победителя, на смеющиеся глаза и вижу: он зачарован, он заворожен глубокими чарами Туркмении. Он вернется обязательно. Азия вошла в него. На ее зов он бросится без раздумья.
И, где бы он ни был, он будет помнить краски этой страны, звуки песчаной бури и тихого вечера, будет помнить людей древнего народа, начавшего новую жизнь.
Мы мчимся мимо голых, взвихренных ввысь отвесов, мимо горных лугов, селений, одиноких всадников, верблюдов… Так можно мчаться долго, слушая, как свистит в ушах ветер, мчимся вниз по Сумбару, как будто где-то рядом, за углом горной тропы, нас ждет еще что-то необыкновенное, что-то никогда еще не виденное… Мы еще не понимаем, что этот день и этот путь и есть то необыкновенное, то невиданное, что поможет нам написать книги и, когда пройдут годы, долгие годы, вспомнить эту веселую скачку, как сказку, одну из лучших сказок сказочной долины Сумбара!