В комнате она долго плакала, упрекая судьбу, наградившую счастьем и благополучием фальшивого и грубого человека.

А через несколько дней в отделе хранения произошла такая сумятица, стоял такой плач, что впору было библиотеку закрывать. И больше всех растерялась сама Кира Климентьевна.

Произошел небывалый, может быть, единственный случай в истории Москвы — взорвался шестиэтажный дом на улице Осипенко. И в этом доме жила Наденька Ключарева, робкая, послушная Наденька, похожая на васнецовскую боярышню. Сама она осталась жива и невредима — уходила в кино с подругой, а когда возвратилась, дом лежал в развалинах, и уже не было на свете ни тети Гулечки, ни мамы, только что вернувшейся в Москву после двухлетнего пребывания в Монголии.

Плач стоял в подвале. Плакала Леля, громко ревела Инна, чертыхаясь, сморкалась Лика, молча вытирала слезы Настя. А Наденька ничего не слышала, крепко сжимала в кулачке грязный платочек и спрашивала:

— А как же теперь тетя Гулечка? — Подбородок ее начинал дрожать, и, сдерживая себя, она объясняла: — А мама хотела ехать со мной в санаторий. К морю. Как только потеплеет.

— И нет у нее теперь никакого имущества, — причитала Нина, — ни стола, ни стула, ни осеннего пальтеца. Как у кошки.

— Кретинка! — заорала Лика. — Матери у нее нет! Матери!

— Тише, девочки, тише, — остановила Инна. — Надо складчину устроить. И вещами тоже.

Наденьку била мелкая дрожь, а когда Леля прижала ее голову к своей груди, с девочкой началась настоящая истерика.

— Да отпустите же ее домой, — крикнул Федор Иванович. — Вы же видите, что с ней делается!

— А где он, дом? — огрызнулась Нина. — Шесть этажей рассыпались. В порошок.

Кира Климентьевна резко отстранила ее рукой, как бы сметая с дороги.

— Я отведу ее к себе. И сегодня не вернусь на работу.

Дома она уложила затихшую Наденьку в кровать, дала снотворное, когда девушка уснула, побежала за обедом в домовую кухню.

Наденька спала долго, и все время Кира Климентьевна сидела в кресле у ее ног, слабея от жалости и предчувствия счастливых перемен. Сама судьба наконец-то позаботилась о ней. Теперь у нее будет дочь. Ей ни на минуту не приходило в голову, что Наденька может отказаться от ее забот. Идиллические картины будущей совместной жизни проносились перед ней одна за другой. Что из того, что Надю в хранении считали придурком. Есть высший ум. Ум сердца. Она тихонько погладила руку Наденьки, и та, не открывая глаз, спросила:

— Это ты?

ЛЕЛЯ

ЛЕЛЯ

Стучала мартовская капель за окном, стучала мерно, будто часы тикали, и вдруг обрушивался легкий, стеклянный звон — сосульки падали, бились о железо водосточной трубы, ударялись об асфальт. И снова ровно стучала капель, мешала слушать, как с глухим рычанием приближается лифт к четвертому этажу; замирало сердце — вот-вот хлопнет дверь, раздастся звонок. Но шум безжалостно затихал, лифт уплывал наверх, и где-то на шестом невнятно стукала дверь.