Разговор прерывает Загребельская из отдела обслуживания. Стуча каблучками, подходит к Леле. Брючки клеш из-под халата колышутся, волнуются на ходу, плещутся длинные, заботливо расчесанные волосы за плечами, подбородок кверху, — весь вид, даже вещи, надетые на ней, полны какой-то пустой ажитации.

— Это, кажется, ваша идея, товарищ Гжельчик, чтобы в обслуживании хранились все читательские требования за каждый квартал? — спрашивает она.

— Ну, скажем, моя, — нарочито лениво отвечает Леля.

— Так я должна вам передать от имени моих товарищей и от своего собственного, что отдел обслуживания — это не мусоропровод, а тот нерв библиотеки, который связывает ее с читателями!

— Вот поэтому эта идея и должна бы прийти в первую очередь вам, а не мне. А там называйте себя хоть мусоропроводом, хоть помойной ямой, — взрывается Леля. — И не все ли равно, чья идея? Приказ-то подписан Анной Евгеньевной.

— Вот мы и обратимся к ней. Предупреждаю вас.

— Правильно, — вмешивается Лика, — обращайтесь к ней. С петицией и манифестацией.

Леля замечает одобрительный ястребиный взгляд Киры Климентьевны. Справедливая старуха, ничего не скажешь. Ведь идея-то направлена против ее метода. Всю жизнь она проводила инвентаризацию громоздким и довольно бессмысленным способом. Устанавливала наличность книг и периодики, а что надо приобрести — решайте, мол, сами, на то вы и начальство. Леля же взялась за кропотливый труд подсчитать те читательские требования, на которых стоит отказ, и выяснить таким образом, на какие книги наибольший спрос. Конечно, всех не удовлетворишь — книги приобретаются на валюту, но, по крайней мере, теперь можно будет заказывать литературу, учитывая читательский спрос, а не наобум Лазаря.

Нина поднимает голову, отрывается от карточек и, сверля голубыми гвоздичками-глазками Лелю, говорит:

— Идеи, идеи… Скажи просто, Лелечка, выслуживаешься? Подтянулась?

— Если работать на совесть — значит выслуживаться, — отвечает за Лелю Кира Климентьевна, — тогда я думаю, что мы все тут готовы выслуживаться.

— Все? — хохочет Нинка. — Вы святая женщина, Кира Климентьевна. У кого тут совесть, кроме вас?

Ах, лесть, лесть… Кого только не покупала эта фальшивая монета!

Леля с интересом смотрит на Киру Климентьевну. Взорвется или не взорвется?

Но бабка скромно замечает.

— Не преувеличивайте, — и утыкается в свои бумаги.

Значит, Нинка сработала. Грустно.

Все грустно. Когда она уходила, Семен ложился спать. Не выдержала, спросила:

— И на работу не пойдешь?

— У меня отгул. Еще за командировку.