Светлый фон

Леля посмотрела на часы — половина первого, скоро метро закроется. Как же тогда Семен? Пешком или на такси? И где она живет? Может, совсем рядом, может, рукой подать? Ничего не известно. Только одно — не тульская она, москвичка. Сколько же можно терпеть эту ложь, равнодушие это, бессонное ожидание, когда хлопнет дверь на площадке! Эх, если бы не Никита… И тоже неправда. Не к чему обманывать себя, выдумывать, что вильнула бы хвостом — и на все четыре стороны. Это только со стороны кажется — молодая, хорошенькая, кого хочешь увлечет и сама увлечется. Увлечь надо хотеть. А так… И головы в твою сторону никто не повернет, будь ты сама Жаклин Кеннеди. Даже этот сектант из третьего подъезда перестал в окно глядеть. Да и что в нем толку. Стал теперь таксистом, как видно отделался от своих религиозных предрассудков, что-то не заметно, чтобы крестик на шее мотался. В том-то и дело, в том-то и беда, что смотреть ни на кого не хочется. А он… Как говорится, убьют — кровь не польется. Подменили. Но не переродился же он? Значит, только для дома такой, а где-то прежний, веселый, счастливый… Опять стукнула внизу дверь! А лифта не слышно. Видно, кто-то вернулся с первого этажа. Да сколько же можно так вздрагивать от каждого стука, переворачивать мокрую подушку!

За два месяца один только раз, только раз поверила, что все будет по-прежнему, когда Новый год встречали в «Золотом колосе». Все было, как она хотела, — и старые товарищи Игорь и Петя с женами, и школьная подруга Люська со своим новым с «Мосфильма», и сама была в новом тюлевом платье салатного цвета. Зеленый — цвет надежды Надежды! Мелькнула, как солнечный зайчик, и растаяла… Он тогда был кислый, молчаливый. Даже все заметили. Вышел из-за стола, куда-то исчез надолго. И она пошла искать. Увидела в вестибюле у телефона-автомата. Не подошла. А когда он вернулся в зал, она уже танцевала цыганочку, одна на опустевшей танцплощадке, и этот с «Мосфильма», с баками, прислонившись к колонне, глаз с нее не сводил, томный, длинноволосый, ну прямо — «Средь шумного бала случайно…». Даже неловко было перед Люськой. А Семен вдруг вырос перед ней и пошел чечеткой и ладонями по плечам, по коленям. И остановиться не могли, друг другу что-то без слов доказывали. Все кругом хлопали, кричали «бис»… А он схватил ее за руку и — в раздевалку. Как принц — Золушку. Сели в такси, а потом была ночь. Ах, какая была ночь… Ни о чем его не спросила. Так хотелось верить, что все позади. А через день опять сначала — глаза в сторону, спросишь о главном — брехня, вечером — ветром сдувает, и нет конца пустому ожиданию. Раньше с работы домой торопилась, теперь только на работе и забываешься. Придумала себе на голову новую инвентаризацию. Домой ввалишься — Никита уже спит. Спасибо, мать приехала… Но может быть… Ведь это же верная примета: если новогодняя ночь счастливая, значит, и весь год такой.