— Оставьте его в покое, — сказала она, — видите, как он загордился!
Это очень задело Йошку, и он не стал больше есть. До сего времени мать никогда, никогда не обижала его. Он совсем еще не насытился, однако отставил в сторону горшок с фасолью: за что так обижать человека? Вот возьмет да и уйдет из дома, и они никогда больше не увидят его.
Со страшной горечью на душе Йошка вышел из дома.
Желудок только сейчас по-настоящему начал требовать свое. Эх, хоть бы наелся он по крайней мере!..
Было уже темно, и вскоре пришли и остальные; вернулся отец — еще издали слышно было его кряхтенье и покашливание.
— Дали корму корове?
— Еще не доили.
Мать как раз мыла подойник.
У них была корова с теленком, таким драчливым, что его отделили от матки и держали за домом в сарае, который на зиму обычно до самого навеса заваливался навозом, чтобы поддерживать тепло для славной бесценной их коровы. Йошка пошел помочь матери доить.
Он принес стебли кукурузы с уцелевшими на них листьями, потом нарезал ножом немного свеклы специально для дойки — Бодор была корова хитрая и не очень легко отдавала молоко, потому что мать не особенно хорошо умела с нею справляться.
Дойка шла тихо и гладко; Йошка чувствовал, что вот сейчас надо бы о чем-нибудь заговорить с матерью: ведь они так редко имели возможность побеседовать с глазу на глаз, — но он не находил слов. Корова обмахивалась хвостом, тогда он взял один стебель и стал придерживать им хвост корове, чтобы она не хлестала им мать.
Мать плакала; теперь у нее все время глаза были на мокром месте. Она принимала весьма близко к сердцу, что сын так рано стал думать о женитьбе; ей казалось, что этот парень никогда не женится, к тому же на такой никудышной девчонке, как эта дочка Пала Хитвеша, это маленькое ничтожество; в прошлое воскресенье ей показали эту девицу.
Наконец мать поднялась; сгорбленная, она взглянула на сына и разрыдалась.
— Сынок! — И она простерла к нему руки. — Милый ты мой сыночек!
Глаза у Йошки тоже наполнились слезами.
— Матушка! — проговорил он, ласково поглаживая мать по согбенной спине. — Ну вот видите, видите…
Он не знал, что сказать, чем утешить ее.
— Знаете, матушка, — с жаром произнес он после короткой паузы, — на всей земле нет другой женщины, которую я привел бы к вам в дом, родная, одна только Жужика Хитвеш!
Мать задрожала всем телом, какая-то судорога пробежала по ее лицу, слезы сразу же высохли у нее на глазах.
Она проглотила последние слезинки и холодно сказала: